+       +        +

На самом рубеже нового века, нового тысячелетия ему исполнилось бы пятьдесят лет. Почти двухметрового роста красавец испанец, художник, полный неистощимых жизненных сил, творческих замыслов и духовных исканий, Хосе Муньос-Кортес не дожил до своего первого юбилея всего шесть месяцев. Его имя и судьба овеяны множеством легенд и загадок.

Хосе родился 13 мая 1948 года в Сантьяго, на Тихоокеанском побережье Южной Америки, в католической семье. Его отец, Хосе-дель-Трансито Муньос Джонсон, был мореплавателем. Легко можно себе представить, что всё детство и юность будущего избранника овевала романтика дальних странствий и морских просторов. Бабушка по линии отца, англичанка, талантливая художница, привила мальчику раннюю любовь к живописи и искусствам.

Семья Муньос-Кортесов, скромная и отнюдь не богатая, отличалась сугубой религиозностью. По линии матери Хосе-юниор унаследовал воинственные гены тех самых Кортесов, покорителей Америки. Выходцы из Испании, Хосе-дель-Трансито и Мария Клементина дорожили христианскими и родовыми устоями и старались соответственно воспитывать детей. Воскресные посещения Мессы были главной семейной радостью, ежедневное чтение Библии и Евангелия свято исполнялось, а пересказы преданий о рыцарских подвигах составляли предмет особой гордости подрастающих детей.

Ревностное служение Деве Марии являлось особой честью древнего аристократического рода Кортесов. Семь столетий подряд все первенцы-мальчики нарекались именем Хосе, в честь Иосифа Обручника. Ежедневно и по многу раз драгоценный первенец выслушивал от своей набожной матери настойчивые наставления — любить Деву Марию больше всех и больше всего на этом свете.

Впоследствии сам Хосе говорил об этом так:

— Мы с детства в семье были приучены к тому, чтобы всей душой любить Божию Матерь и почитать Её наравне с Господом, находясь в непрерывной молитве, в состоянии внутреннего диалога с Нею.

В 12 лет в жизни Хосе произошло первое удивительное событие, в корне изменившее его жизнь.

Следуя однажды утром к воскресной Мессе, он отстал от семьи и случайно зашёл в православный храм Святой Троицы. Звуки Божественной Литургии и красота православных икон потрясли его. Долгое время мальчик сам не мог понять, что же именно с ним происходит. Хосе начал регулярно посещать русскую церковь, настоятелем которой в то время был архиепископ Леонтий Чилийский, известный христианский подвижник, чудом уцелевший в лагере на Соловках, ставший вскоре его духовным наставником. Он сразу же понял и оценил религиозную одарённость Хосе и во многом предопределил будущее необычного испанского мальчика. В 1964 году, с благословения матери, Хосе окончательно принимает Православие с именем Иосиф.

Непонятный русский язык, старинная строгость долгих служб, старославянские молитвы и тексты церковных книг — что могло быть более трудным для восторженного испанского юноши? Но снова и снова, после школьных занятий, с ранцем за спиной, Хосе прибегал в церковь Святой Троицы в Сантьяго, к любимым иконам, к скорбному лику Казанской Божией Матери.

Казалось, сама судьба Хосе поджидала его под куполами русского храма и властно звала в неведомое.

Молчаливый и кроткий юноша-художник (Хосе закончил Художественную Академию в Сантьяго), никем особо не замечался. Он любил украшать церковь цветами к праздникам. Делал это с большим вкусом и благоговением. Был рад людям, всем приветливо улыбался, но предпочитал держаться в тени. Чувства свои Хосе глубоко скрывал.

В те ранние годы, школьные, студенческие, он уже обратил на себя внимание со стороны руководства Православной Церкви Заграницей, и после окончания Академии, в 1973 году Архиепископ Виталий приглашает Хосе в Канаду, для изучения и совершенствования в искусстве иконописи.

Юный художник, высадившийся на неласковом побережье Северной Атлантики, прибывший в холодную Канаду из жаркой Южной Америки, чувствовал себя потеряно и одиноко. Зимняя стужа и холодные осенние ветра, чужие люди, опять чужой язык — теперь уже французский, и непостижимая холодность западных деловых людей, ≪бизнес-взаимоотношений≫…

Всё ≪западное≫ было абсолютно несовместимо со строем и градусом души Хосе. Конечно же, ему было трудно, особенно на первых порах, пока он более-менее не устроился и не пообвык. Руководство Церкви и христианская община старались как могли сгладить тяготы и испытания, выпавшие на долю молодого человека. Но главным было другое.

В своём последнем интервью, в 1997 году на Съезде Христианской молодёжи в Бразилии, Хосе много и с нескрываемой болью говорил о проблемах Запада, утратившего духовные ценности и нравственные ориентиры:

Так, уже и накануне своей гибели, Хосе не мог забыть прежних испытаний и всеми силами стремился предупредить современную молодёжь о великом заблуждении. Неуёмная тяга на Запад и безоговорочное равнение на него у молодых не просто волновали — ранили Хосе. Несомненно одно: испытания формируют, а не ломают сильную личность.

— Дух творит душу. Дух всегда говорит тебе, куда идти. Дух является Божией благодатью, — скажет Хосе в одном из интервью. Может быть, именно благодаря полному одиночеству и отрезанности от всего, к чему привык с детства, Хосе и стал тем, кем он стал.

Весь дальнейший жизненный путь Хосе складывался именно отдачей, жертвой всего, что он любил, чем владел, чем был щедро одарён от природы и стяжал сам. Он упрямо прокладывал дорогу в Иное, ничего не подозревая о той великой миссии, которая будет возложена на него.

Хосе с детства тяготел к монашескому образу жизни.

Прибыв в Монреаль, молодой иконописец был радушно встречен архиепископом Канадским и Восточно-Американским Виталием и братством имени Иова Почаевского. Поселился на церковном подворье и всерьёз стал готовиться принять монашество. Ему было только 23 года, но с детства Хосе привык к уединению и молитвам. Однако судьба его всегда складывалась неожиданно.

Несмотря на страстную увлечённость науками и искусствами, Хосе никогда не отступал от главного: религиозных устоев. Он всю жизнь хранил верность раз и навсегда произнесённым обетам. Старался соблюдать в своей повседневной жизни все требования монастырского устава, посещал службы, строго выполнял молитвенные правила, а всё свободное время отдавал Богопознанию.

В конце семидесятых годов Хосе поступает на Богословский факультет Монреальского Университета.

Главным достижением той поры явилась его диссертация, посвященная Апостолу Павлу. Труды и личность этого Апостола были одной из главных основ религиозного мировоззрения Хосе. В мельчайших подробностях он изучил и скрупулёзно изложил его жизненный путь, перипетии судьбы, богословское наследие, оригинально и тонко осмыслил многие изречения и откровения, увязав с проблемами современного мира.

Один вид этой многотомной диссертации вызывает трепет и восхищение: огромная книга оформлена настолько изящно, изобилует таким количеством карт, чертежей, что представляет собой уникальный букинистический шедевр.

Хосе глубоко скрывал от мира и людей свою личную жизнь. Отмалчивался, ссылаясь на плохое знание русского языка. Кстати, знал его превосходно. Конечно же, всей душой любя Россию, Хосе знал и русский язык. Да и как было ему не знать русского, при его-то способностях, если уже с 12 лет он начал его изучать? Но избрав молчание и молитву главным своим оружием, говорил лишь с теми, с кем должен был говорить. Кто был ему указан.

Что же касается его молитвенных трудов, определённо известно следующее. У Хосе было обширное ежедневное правило, включавшее и акафисты, и каноны святым и мученикам, и ежедневный акафист Ангелу-хранителю, и коленопреклонения. Иисусова молитва — во время дороги или рисования — до 1000 и более в день. Ежедневные молитвы за всех людей, когда-либо встреченных им в жизни. Поминальник Хосе был похож на синодник целого монастыря. Наконец, больше всех и больше всего на этом свете, как с детства ему было привито и принято им всем сердцем, Хосе любил Божию Матерь. Он находился в непрестанном благоговейном к Ней обращении и внутреннем диалоге.

Постепенно, по мере возрастания его роли в судьбах людей, ежедневное правило Хосе всё расширялось, а когда появилась икона, начались ежедневные вечерние акафисты Божией Матери.

Хосе молился отдельно и за каждого своего крестника, имея поимённые неугасимые лампады. Он также молился по любому звонку, которые поступали к нему со всего света, от больных и ищущих поддержки.

Но и это ещё далеко не всё.

Богородица через Свою святую икону Сама указывала избраннику час особой и сугубой молитвы. Не замеченные миром, но более и менее значительные духовные события, всегда имели своё отражение в определённом состоянии иконы. Как говорил сам Хосе, Божия Матерь меняла выражение и цвет лика, взгляда, характер истечения миро. Потухала или вспыхивала неугасимая лампадка перед иконной, призывая на молитву (так бывало накануне крупных катастроф, землетрясений, наводнений, извержений вулканов, повлекших крупные человеческие жертвы).

Во время августовского путча в России в 1991 году Хосе был с иконой в дороге, возвращаясь из очередного прихода, и в самолёте впервые заметил слезу, скатившуюся из глаз Божией Матери. Не на шутку встревожился: да, за эти годы во время Страстных седьмиц икона переставала мироточить, становилась сухой. Но слёз он никогда прежде не видел. После посадки самолёта в аэропорту услышал новости из России.

Так Хосе воочию убедился, что Богородица не делит земной мир на Запад и Восток, Север и Юг. У Любви нет границ и таможен. И Дом Её, Россия, остаётся Её Домом. Её болью, Её надеждой. Её главной заботой.

Чем Хосе мог помочь страданиям Божественной Избранницы? Только молитвой. Потому и молился за всех, молился горячо, в полную меру отпущенного ему сострадания и любви.

В 1993 исполнилась, наконец, и давнишняя мечта Хосе, он принял постриг (рясофор) на Афоне, с именем Амвросий. С этих пор молитва становится основой жизни, главным долгом, главным достижением, ≪искусством всех искусств≫.

Немногочисленные друзья, близко знавшие его в повседневной жизни, рассказывали, что Хосе мало спал. Вставал затемно и ко времени утреннего подъёма семьи, где он в данное время находился, успевал совершить своё ежедневное молитвенное правило. Каких-либо поблажек или уступок себе он делать не умел, это было бы непереносимо для него.

— Кто в малом верен, тот и в большом не предаст, — сказал он в одном из своих интервью.

Свои молитвы он считал лишь малым делом.

Хосе Муньос-Кортес с ранних лет жаждал и во всём искал красоты. Он был истинным художником, верным служителем прекрасного. Но всю жизнь свою он был совершенно одинок.

Рассказывают, что когда работали над фильмом об Иконе, то сразу снимавшие обратили внимание на его взгляд. Одинаковый на всех плёнках, во всех интервью: безконечно ласковый, добрый и… совершенно безнадёжный. Всё и всем прощающий, но и прощающийся навек. Конечно же, это не было одиночество в Духе, но вот среди людей, наверное, не было более одинокого человека, чем Хосе. Всеми силами стараясь угодить Богу и Божией Матери, он безконечно далеко ушёл, оторвался от всех.

К моменту, когда в его жизни произошёл очередной переворот, то есть к концу 1982 года, Хосе десять лет упорно изучал науки, искусства, всемирную историю и культуру, Богословие, ремёсла. Стяжал уникальный духовный опыт. Достойного же применения своим дарованиям, обширным знаниям и умениям, пока не находил.

Зачем он здесь, такой большой, такой не нужный особо никому?

Ни родных, ни близких, в радиусе нескольких тысяч миль. Друзья? Много их у него никогда не было уже потому, что он возлюбил Бога, а не мир и всегда слишком много работал. Он не может иметь семьи, как любой, вверивший себя Христу.

С кем же поделиться самым сокровенным, самым святым: любовью к Божией Матери, к Её державе на земле — России?

Такого человека в его жизни, после смерти Леонтия Чилийского, уже не было.

Да и само понятие любви люди трактовали как-то иначе, шокируя его целомудрие и раня обострённую мужскую гордость. Никто не понимал элементарного: истинная любовь ничего не ищет для себя (помните, у Апостола Павла: Любовь не ищет своего?). Она лишь стремится всё отдать, оправдать доверие и отблагодарить.

Это произошло в его квартире в Монреале в ночь с 23 на 24 ноября 1982 года. В 3 часа ночи он проснулся от затопившего всё вокруг сильнейшего аромата роз. Волны благоухания всё прибывали, вызывая головокружение, буквально сваливая с ног. Хосе сразу же узнал этот аромат, но долгое время ещё ничего не мог понять. Всю эту ночь он уже не спал и не мог унять бьющегося сердца.

Последние месяцы жизнь Хосе была похожа на сон, наполненный таким количеством необъяснимых событий, что он уже почти потерял способность удивляться.

Сколько длилось чудесное явление, Хосе не мог точно определить.

С первыми лучами робкой осенней зари встал на благодарственную молитву. Казалось, он только что родился, такое ликование, такая свобода наполняли всё его существо!

А потом начались тяжкие раздумья.

Она велела прибыть к Ней. В Её отдалённый удел. Но как он может осуществить приказание? Вечный студент, бедный художник? Что ему было делать, где и как раздобыть эти несколько тысяч долларов на визы, билеты и дальнее путешествие?

На следующий день, ранним утром кто-то постучал в дверь, и старческий голос тихо спросил, не здесь ли живёт художник, пишущий иконы? События развивались стремительно, как в немом кино. Меньше чем за неделю была создана небольшая икона, за которую старушка заплатила столько, что Хосе немедленно начал собираться в дорогу. Он пригласил в путешествие двух товарищей, один свободно говорил по-гречески.

Невозможно описать той радости и волнения, которые они пережили, вступая в сад Пречистой Девы на Афоне. Казалось, что здесь, за каждым поворотом дороги, у каждого дерева или колодца — Её следы, Её недремлющее око, Её ласково испытующий взгляд. Подошвы сами отталкивались от земли и за спиной вырастали могучие крылья — они шли без устали 8 часов, пока внизу не увидели купола небольшого потаённого скита.

Монахи-иконописцы встретили путешественников приветливо и гостеприимно, напоили усталых паломников чаем на террасе, а потом повели в мастерскую.

Хосе сразу же Её увидел. Узнал, по той нестерпимой ласке взгляда, как и тогда, ночью. Срывалось и трепетало сердце в груди: Божия Матерь, в алой с золотом ризе печально склоняла голову к маленькому Мальчику, как две капли воды похожему… на самого Хосе?

О, никогда в жизни не встречал он столько красоты, милости и совершенства, сколько излучала эта чудная икона! Невозможно было отвести от неё глаз. Хосе чувствовал себя совершенно потрясённым…

Никакие уговоры не действовали. Монахи и слышать ничего не желали, чтобы расстаться с одной из главных своих святынь. Иверская Божия Матерь только год назад была написана отцом Хризостомом и являлась предметом всеобщей гордости и любования. Хосе употребил всё своё природное красноречие, предложил все деньги, какие имел, изо всех сил старался объяснить, насколько это необходимо. Всё было напрасно. ≪Мы Вам напишем копию, не расстраивайтесь, у Вас будет почти такая же. Но эту никак нельзя, не просите≫, — был единственный ответ.

На Литургии, при пении ≪Достойно и праведно есть≫ Хосе упал на колени и всем сердцем взмолился: ≪Ты видишь Сама, я всё сделал, как Ты повелела, но как же быть, если они не понимают?≫

Утром на террасе скита собрались монахи для утренней трапезы. Настоятеля, отца Климента, между ними не было видно. Паломники благодарили за кров и ласковый приём, испрашивали христианское прощение и благословение на дорогу.

Хосе машинально улыбался и рассеянно принимал братские объятия — всё казалось ему каким-то сном, недоразумением. Как мог он уйти отсюда, без иконы?!.. Не исполнить Её наказа?

Последние возгласы и приветствия. Крутая каменистая тропка к воротам скита, громыхание собственных шагов… Как поют птицы, как на Пасху…

Густой шатёр деревьев над ними высоко взлетал в ясную синеву неба. Хосе запрокинул голову, заслушался, забылся на секунду. Что это? Помимо птичьего щебета, сзади нарастал какой-то гул. Оглянувшись, он увидел догонявшего их настоятеля, отца Климента, он махал свободной рукой и просил задержаться. Другой рукой удерживал большой свёрток.

Все четверо с минуту стояли молча.

Хосе вдруг ощутил прилив такой слабости, что деревья закружились вокруг, готовые вот-вот на него упасть. Даже если бы захотел, не смог бы вымолвить и слова: пересохло во рту, сдавило горло.

Вот оно!

— Божия Матерь пожелала уйти с тобой… — Голос отца Климента звучал строго и немного удивлённо. — Прими эту икону, которую ты выбрал. Нет-нет, за такую святыню никаких денег брать нельзя.

— Но…

— Смотри, если не найдётся в миру достойного ей места, икона вернётся на Афон. Прощайте!

После того, как он принял драгоценный свёрток из рук настоятеля Свято-Рождественского скита, ему было внушено Свыше немедленно отправляться в Иверский монастырь и приложить икону к оригиналу.

Паломники сели в лодку и через несколько часов добрались до прославленного места, где стоит древний храм, и где согласно преданию впервые ступила на берег горы Афон Сама Пречистая Дева. Здесь же почти тысячу лет назад была чудесно обретена пришедшая по морю в огненном столпе икона Божией Матери, названная впоследствии по имени обители Иверской. И вот уже почти десять веков она покоится в золотом кивоте храма, принимая поклонение нескончаемой череды паломников.

Хосе и двое его друзей пришли задолго до службы и не один час прождали, пока откроют заветные двери. Монахи были не любезны и не хотели тревожить священного кивота. Тогда Хосе вынужден был объясниться откровенно:

— Послушайте, мы живём в Америке, где сатана всё взял в свои руки. Нам просто необходимо привезти с собой что-то истинно святое.

Всю эту службу, пока его икона была приложена к оригиналу, Хосе простоял на коленях. Перед величием Иверской Божией Матери, устоять на ногах было невозможно, и смотреть-то было трудно, так ослепляла Она сиянием неземной славы. Как мог, от всего потрясённого сердца, ещё до конца не веря, Хосе благодарил Божию Матерь и просил дальнейшего Её покровительства и защиты.

И вот теперь он больше не один.

В его доме, вернее, в малюсенькой квартирке, поселилась Царица неба и земли. Как всё переменилось с Её приходом! Хосе не мог поверить и… не мог сдержать ликования. Чудо, начавшееся на Афоне, под пасхальное пение птиц, всё продолжалось.

Как он тогда бежал, ≪а вдруг передумают!≫ — всё вниз и вниз, с огромным, тяжёлым свёртком в руках, но словно по облакам! Изо всех сил сдерживал слёзы, приносил обеты и мыслью не оскорбить, всё отдать… Жизнь отныне пойдёт по-другому.

До последней минуты своей жизни, до последнего своего мучительного вздоха, до последнего удара сердца — он так и не позволил себе, даже в чём-то, не исполнить обещанного до конца.

После благополучного возвращения в Монреаль, в начале ноября, он поставил икону на самое почётное место, между частицами мощей преподобномученицы великой княгини Елизаветы и святых Киево-Печерской Лавры, это были дары от владыки Леонтия Чилийского.

Молился, каждый вечер перед сном пел акафист. Так продолжалось три недели, 21 день.

И вдруг… это благоухание! Как будто в один миг всё небо сошло на землю.

И что же было делать дальше, с целым небом, поселившимся в его доме? Сколько пришлось Хосе передумать и пережить в тот момент, трудно себе даже представить.

Вскоре отнесли икону Архиепископу Виталию, и пав перед ней ниц, он провозгласил, что свершается великое чудо. Пусть же теперь Божия Матерь Сама соединит всех в обшей любви и общей великой радости!

Конечно Хосе чувствовал, понимал, что Свыше ему ниспослана единственная награда, но его собственная природа отвергала и малейшую мысль о каком-либо избранничестве. Для такого человека, каким от рождения был Хосе, чудо стало лишь новым тяжким испытанием. Явленное изменить мир, прежде всего оно переродило его самого.

Богородица не оставляла избранника. Сама указывала путь и Сама шла впереди, покоясь на его сердце, в его надёжных, нежных руках. Они встретились: необыкновенное чудо и его самые надёжные на свете руки. Они стали неразлучны.

Ограждая небесным облаком, Богородица вела и бережно воспитывала Хосе, как сына. А порой и наказывала, и вразумляла, и смиряла. Она готовила его к тому, чего никто другой в этом мире исполнить бы не смог.

После всего случившегося, иконопись в жизни Хосе отступает на второй план. Главным становятся разъезды по православным приходам вокруг всего земного шара.

Хосе всегда подчёркивал, что икона не принадлежит только ему одному, что чудо произошло в лоне Православной Церкви и что Божия Матерь изливает милость на всех страждущих чад Своих, в особенности же ≪лишившихся отечества и осиротевших≫.

Интересен тот факт, что написание отцом Хризостомом иконы, обретение её Хосе и начало мироточения почти совпало по времени с прославлением Русской православной Церковью Заграницей царственных мучеников и новомучеников и исповедников Русской Православной Церкви, пострадавших от безбожной власти инородцев, погубивших великую, русскую Империю.

Это событие произошло 1 ноября 1981 года. Хосе неоднократно подтверждал, что такое великое для судеб мира событие не могло не быть отмечено Свыше.

Иверская икона Божией Матери совершенно особенная. Она несёт на себе печать человеческого богоотступничества, зверства и варварства — кровоточащую ранку на лике. Богородица разделяет участь Сына и проливает за нас не только слёзы. Издревле прославилась эта икона особой силой покаяния, и вот пришла в наш мир, в конце безбожных времён, к душевнобольному человечеству. 15 лет изливалось священное миро, помазывая и очищая Духом миллионы людей.

Не зря Божия Матерь вверила чудо в руки человека, способного понять любого. Ведь весь мир поражён, всем одинаково нужно спасение и исцеление, а Мать возлюбила всех одинаково, без различий в национальности или вероисповедании.

— Бог пришёл ко всем на земле, и сегодня, как и во времена Христа, святость должна идти к людям. Эту традицию не я установил. Церковь — это Австралия, Аргентина, Италия, Америка… Церковь — это весь мир. Надо чтобы весь мир увидел такое чудо, — говорил Хосе. Действенная связь чуда и мира и стала сущностью его уникальной миссии.

— Конечно, жизнь моя переменилась. — рассказывал Хосе на Съезде Православной Молодёжи в Сан-Пауло. — Я теперь ничего не могу планировать заранее, что будет завтра или, например, через неделю. Потому что жизнь моя сейчас полностью принадлежит людям. Я должен быть всегда готов идти с иконой туда, куда нужно. Так что это очень трудная жизнь, порой совершенно без отдыха… Но она полна и радости.

Разъезды и перелёты из страны в страну, с континента на континент, из прихода в приход, из дома в дом. Жизнь странствующего рыцаря, вооружённого чудом, все последующие после 24 ноября 1982 года годы.

Через новоявленную икону Богородица посылала безчисленные чудеса и давала Покров всем нуждающимся. Как Хосе всегда точно знал, кто более всего на этот раз ждёт помощи, — до сих пор остаётся загадкой.

Как справлялся он с трудностями дорог, визами, стихийными бедствиями, собственными болезнями и проблемами, один Господь ведает. Но ни одна просьба к Божией Матери не должна была остаться без ответа. Ни одна капелька драгоценного мира не могла пропасть даром. А ведь никто не отменял ему его собственного христианского долга и обязанностей зарабатывать на нужды, на хлеб, на разъезды…

Жизнь протекала в таком стремительном вихре, что и перевести дыхание порой не представлялось возможным. От былого одиночества не осталась и следа, Хосе был рад теперь секунде покоя.

Услышав о чуде, люди звонили и приезжали со всего света, просили помочь, умоляли дать совет и помолиться. Прибывали и крестники — люди буквально разрывали Хосе, искали его повсюду.

Только тому безграничному состраданию, каковым и был от рождения так щедро наделён Хосе, могло достаться подобное трудное счастье. Теперь он явственно понимал, почему всё в его жизни сложилось именно так, а не иначе.

Бог даёт верным с избытком.

Хосе просил о любви — Божия Матерь дала ему возможность любить и защищать каждого, кого Сама возлюбила. Он просил о близких, о родной душе — Она дала ему семью, размером в земной шар. Хосе жаждал поделиться с кем-то своими мыслями, чувствами, поговорить о самом важном — теперь все обращались к нему за советом и ловили каждое его слово. У него никогда не было детей и наверняка, как все молодые мужчины, он мечтал бы стать отцом, мечтал гордиться наследником своих трудов и достижений — и он стал отцом. Да ещё каким! Крестным отцом пятидесяти восьми детей, и целого нового поколения, принявшего крещение и подросшего около его иконы.

Так Божия Матерь возвысила и возвеличила того, кого всю жизнь не принимали всерьёз, считая последним пришельцем, чужаком, отщепенцем.

И ещё одно большое утешение появилось в жизни Хосе с приходом в его монреальскую квартиру небесной Гостьи: Афонский Свято-Рождественский скит.

Пятнадцать монахов-иконописцев стали его родными братьями, а отец Климент духовным отцом и наставником. При первой же свободной минутке, какой-то небольшой передышке от нескончаемых дорог, Хосе уезжал на Афон и проводил время в молитве и уединении, пополняя душевные силы и получая безценные знание и советы прозорливца, старца Климента. Скит стал его вторым домом, местом радостных встреч и общения с единомышленниками — громадной поддержкой, надёжным тылом. Без этого потаённого святого уголка в жизни и в душе вряд ли бы он смог справиться с обрушившимся на него так внезапно грузом избранничества.

Всегда привозил братьям миро от иконы, рассказывал про чудеса, делился всеми переживаниями и надеждами. Здесь всё понимали, здесь всегда сочувствовали. А Хосе старался помочь бедной братии во всех жизненных и иконописных нуждах, выполнял заказы и поручения. Он никогда не забывал, что монахи Свято-Рождественского скита, покорные Высшей воле, отдали в его руки самое дорогое и святое своё сокровище. Изо всех сил Хосе старался оправдать их доверие к нему, оказанное ими тогда, в 1981 году.

После исполнения десятилетия чуда, отец Климент постриг своего ученика в рясофор с именем Амвросий, в честь Оптинского святого. Случайно ли было избрано имя одного из самых великих светочей русской духовности предыдущего столетия?

Пусть Господь рассудит.

Хосе всегда носил Россию на груди своей, вместе с иконой. Увидеть Россию — было его заветной мечтой с детства. Он не сомневался, что это вот-вот произойдёт, и тогда ≪Пасху запоют среди лета≫. Ведь они объехали весь земной шар, все страны, все континенты, а как Богородица любит Россию, этого не надо было ему объяснять.

Но Хосе так и не дождался того, о чём мечтал.

Всю жизнь свою отдав служению России и Православию, так и не увидел он Дома Пресвятой Богородицы. Но всё равно Хосе всегда был с Россией, всегда к ней шёл. Помогал русским, рассеянным за рубежом. Делал всё возможное, чтобы спасти и сохранить в чужом мире, укрепить Русскую Православную Америку. Вот как он сам об этом говорил:

— Скоро исполняется 15 лет, как икона даёт миро. И я думаю, что не только миро. Чудо подняло нашу духовность. Маленькие дети, которые приняли около иконы крещение, уже подросли, стали почти взрослыми. И это уже совершенно другие люди. Икона сформировала целое новое поколение.

Отец Климент давно предупредил, что 97-й год принесёт Хосе страшные испытания, и он будет оклеветан миром.

Мы так радовались встрече с Божией Матерью, утопали в блаженстве и благоухании, которым, казалось, были наполнены и все окружавшие храм кварталы. Прикладывали детей, молили о будущем для них, плакали от необъяснимой нахлынувшей радости… А Хосе уже знал своё будущее. Знал, чем надо будет ему оплачивать рекой проливающуюся на нас благодать.

В 1996 году Хосе приехал в Бостон 17 октября, во время страшного шторма.

Город попал в эпицентр небывалого циклона. Огромные деревья гнулись до земли, вода 4 дня стеной падала с неба. В храм приходилось добираться практически вплавь. Как смог он приехать из Монреаля — совершенно непонятно. Но если бы не приехал… Страшно подумать, что могло бы быть. Я тогда ждала четвёртого ребёнка, и это после четырёх своих в недавнем прошлом реанимаций.

В церкви было так хорошо и спокойно, разливалась такое чудесное, светозарное тепло от иконы, что ревущий ветер и холодный ливень показались далёким страшным сном. Словно шагнули прямо в рай.

Все службы в этот Приезд Хосе мы с ним простояли молча вместе, как брат и сестра. Мне как-то хотелось выразить свою благодарность и признательность, но я была настолько потрясена Иверской Божией Матерью, что плакала и шептала одну и ту же фразу: ≪Она такая прекрасная!..≫

И сама не заметила, как припала к знаменитым пушистым рукам Хосе, благоуханным, пропитанным миро — долго не могла от них оторваться. Это были две лилии, только очень горячие. Никогда их не забуду. Что с ними потом сделали, с этими руками, с этими небесными лилиями, не описать словами…

На следующий день после отъезда Хосе, мы получили работу, всё пошло совершенно по-другому.

Ровно через 3 месяца родилась Маша. А через год Хосе не стало.

Прости нас, возлюбленный брат, что мы так и не успели поблагодарить тебя за всё, что ты сделал для нас шестерых!

И сколько таких неприкаянных семей и по сей день рассеяны по всему свету, в этом безумном, страшном, нечеловечески жестоком мире?

Когда в 1995 году Хосе был с иконой в Болгарии, только за одну неделю к ней приложились 60 000 человек. Около 10 000 приняли крещение. На средства, вырученные тогда благодаря его приезду, было закончено строительство большого храма Рождества Пресвятой Богородицы. И потом ещё несколько месяцев люди со всей Болгарии и из соседней Македонии всё шли и шли, просто приложиться к благоухающему месту, где была Иверская Монреальская икона. На встрече с прихожанами храма Хосе говорил:

— Православие сейчас возрождается. В Болгарии, как и в России, глубокие корни веры и традиции. К чуду здесь относятся совершенно иначе, чем на Западе. Там это просто сенсация, а в православной христианской стране — духовное торжество. Я был очень счастлив это увидеть.

Хосе возвратился в Америку совершенно потрясённый.

А что было бы, если б всё-таки удалось ему приехать в Россию?..

Хосе знал свою судьбу не только из откровений отца Климента.

Он мечтал умереть за Христа и всем говорил, что это самая большая честь, которой может кто-либо быть удостоенным в мире сем.

Кому выпала редкая удача побывать в его квартире в Монреале, наверняка обратили внимание на одну странную особенность интерьера.

То есть, абсолютно всё в доме Хосе, больше всего напоминающем церковь, было особенным. Он был страстным собирателем и реставратором старины, икон, церковной утвари, картин, любых редких поделок. Всё содержалось в идеальном порядке и чистоте.

Со всего света к Хосе поступали благоухающие кусочки мощей, этим святым он молился отдельно, стараясь оправдать Высшее доверие: быть хранителем их Духа.

Но от внимательного взора, во всём насыщенном церковно-музейном интерьере квартиры Хосе, не могла укрыться ещё одна деталь. По стенам гостиной, до самого потолка, висели… эстампы и гравюры средневековых пыток.

Эти многочисленные жуткие изображения Хосе не комментировал. Постоянно держал перед своими глазами кровавые ужасы нечеловеческого зверства — зачем ≪баловню муз≫ было всё это нужно? Зачем его дом, этот воистину уникальный Ковчег духовности и красоты земной, свято хранил и атрибуты земного зла?

Конечно же, Хосе был избран на заклание, в жертву умилостивления. Знал и готовился, с самого своего рождения. Умереть в страшных мучениях — было основной его работой в этом мире.

Но таковую честь надо было ещё стяжать и заслужить.

Вся его жизнь — это тайный путь всё возрастающих испытаний и постепенной, продуманной подготовки. Монреаль, Иерусалим, Рим, Мадрид, Афон, Джорданвилль, Лесна, Греция — основные вехи этого пути.

Когда Хосе задали вопрос о будущих судьбах мира на Съезде Христианской Молодёжи в Сан-Пауло, он совершенно определённо ответил:

— Мир движется к катастрофе. Перемены и яркие тому доказательства в политике, во взаимоотношениях людей — повсюду. Что сегодня грешно? Ничто не грешно. Начисто утрачены духовные ориентиры, а это означает, что мы входим в полнейший хаос.

13 сентября 1997 года Хосе приехал к друзьям в Нью-Йорк, на крестины их второго сына, и с затаённой горечью сказал: ≪Это будет мой последний крестник≫. Никто ещё не видел Хосе таким печальным и надломленным.

В начале октября его икона перестала мироточить и начала плакать. 13 октября (единица и тройка — Христос и двенадцать учеников, — неизменные спутники всей его жизни) вместе отбыли они из Монреаля в Афины, чего Хосе обычно не делал прежде: во время своих посещений Греции и Афона, он оставлял икону в Лесне.

На то были свои веские причины.

В мире разворачивалась открытая борьба духовных иерархов всех конфессий за право на владение чудом. И католики, и греки, и даже Вселенский Патриарх неоднократно высказывались о том, что икона должна быть отдана им.

Ситуация резко осложнилась после предательского помещения в Интернете информации о драгоценностях, серебре и золоте, украшавших икону. Никто не спросил разрешения у Хосе на помещение подобной информации. Очередное предательство Иуды, наводка для любого уголовника. С самого начала эти люди предлагали Хосе торговать миро от иконы, устроить крутой бизнес на чуде. Все пятнадцать лет шпионили, не давали прохода, плели интриги. И вот нашли случай сквитаться, за ≪неповиновение≫.

—Теперь мне недолго осталось жить, — так и сказал своим близким друзьям Хосе после того, как увидел сайт.

Нет, конечно же ничего и никого он не боялся на этом свете. Но ведь предательство есть предательство. Оно и для Христа было страшной мукой.

Люди эти, посягая на безопасность Хосе, прежде всего, предавали Христа и отнимали у людей Его чудо.

За его квартирой в Монреале следили. За ним по улицам постоянно ехала машина. Ему угрожали со всех сторон, его целенаправленно травили, запугивали, гнали.

Так начинался Крестный путь.

13 октября 1997 года Хосе приехал в Афины на всемирную выставку икон. 16 октября к нему присоединился давний друг, молодой священник из Аргентины, Александр Ивашевич. Вместе они мечтали посетить Афон, но впервые за 15 лет не удалось получить визы: в Посольстве последовал неслыханный отказ, ничем не оправданный в случае с Хосе.

Всё было продумано и спланировано заранее, на самом высоком уровне. Истинные убийцы прекрасно знали Хосе. Знали его безотказность и смогли без особого труда заманить в ловушку простой просьбой о помощи.

Последние две недели жизни избранника прошли в Греции. Паломники посещали храмы, монастыри, исторические места. Прикладывались к мощам великомучеников. 29 октября в древнем Свято-Николаевском храме на острове Андрос Сама Богородица оплакала Хосе и миропомазала на страдания.

— Я всегда буду молиться о нашей молодёжи, чтобы все они возросли в Духе и стали святыми мужами и святыми жёнами, — последние его слова. Единственная просьба, которую он неукоснительно и ежедневно повторял перед своей иконой в течение 15 лет.

30-го октября в десять тридцать вечера ему позвонили и попросили о помощи. Хосе не раздумывал ни минуты.

Тело было обнаружено ранним утром в 806-м номере Грандотеля.

С кляпом во рту, с руками и ногами, связанными по всем требованиям профессионального мучительства. Убивали несколько человек, долго пытали, не оставив живого места на лице и на теле. На руках электрические ожоги, на переломанных пальцах — проволока, электроды.

Устав и вконец озверев, задушили, сокрушив кости шеи.

Трусливый человек в соседнем номере всю ночь слышал стоны, но парализованный ужасом, никуда не обратился.

Сердце Хосе остановилось в ночь на 31 октября 1997 года.

Только-только занимался день святого Апостола Луки, покровителя иконописцев и создателя Иверской иконы Божией Матери, именуемой Вратарница.

Он родился в день памяти святого Апостола Иакова Зеведеева, сына Грома, проповедавшего Евангелие в Испании.

От принятия Крещения Хосе было 33.

От Апостола до Апостола — чистейшее соло во Имя Любви.

Убийц не интересовало ничего, кроме мучений Хосе и того самого поминальника, похожего на синодник целого монастыря. Главное свидетельство духовного масштаба личности Хосе и было украдено.

Едва ли мотивом преступления могла являться сама икона: с кляпом во рту невозможно сказать ни слова. Скорее всего, месть. Сведение счётов.

12 ноября, почти через две недели после убийства, смогли только состояться похороны в Джорданвилле, штат Нью-Йорк.

Когда вскрывали пластиковый мешок, разлилось благоухание роз.

Люди прикладывали к телу крестики, чётки, иконы, обручальные кольца. Все были охвачены небывалой благодатью. А вот от вида его царских изломанных, чёрных рук в гробу одна добрая знакомая Хосе лишилась чувств.

Руки Хосе выглядели так, как будто он остановил ими огненный шар кометы, или же Земной шар, летящий в адскую бездну.

А может, так оно и было, на самом деле?

На сороковой день был мороз и ветер, ни одной свечи на панихиде зажечь не удалось. В снегу сами собой вспыхнули две большие свечи и горели на ветру 8 часов.

Иверская Монреальская икона Божией Матери ≪Вратарнииа≫ сокрылась от мира и людей. Место её пребывания в настоящее время не известно.

+       +       +

Зайдя однажды в православный храм (родившись в Чили, Иосиф был из католической семьи), в праздник Воздвижения Животворящего Креста Господня, он поразился красоте византийского богослужения. В храме служил русский батюшка, бежавший из Соловецкого концлагеря, — будущий архиепископ Чилийский Леонтий. (Владыка Леонтий был подвижником, по годам — ровесником св. Цесаревича — мученика Алексия Романова.)

Когда Иосиф спустя некоторое время принял Православие с именем прав. Иосифа Обручника, архиепископ Леонтий предсказал, что по имени своему Иосиф сделается хранителем Матери Божией и Богомладенца Христа.

В отроческие годы архиепископ Леонтий жил и учился в Екатеринославском (ныне — г. Днепропетровск) духовном училище и в морозный январский день 1915 года он был среди тех, кто на улицах Екатеринослава встречал Царя-Мученика Николая Александровича. Спустя годы он станет первым духовником мученика Иосифа Муньоса…

Из интервью И. Муньоса, его размышлений о чуде мироточивой Иверской иконы Божией Матери: «…Это тайна, на которую я боюсь смотреть своими грешными глазами». Конечно, было много и любопытствующих, которые, по словам Иосифа, смотрели — «откуда стекает, как стекает, сколько стекает…»

Иверская-Монреальская икона обильно мироточила в течение 15 лет (при этом задняя сторона иконы оставалась сухой). Первое время миро изливалось от рук Богоматери, от звезды на левом плече Пресвятой Богородицы и от ручек Богомладенца. Позже, по многочисленным свидетельствам, даже рама иконы источала миро; оно было янтарных оттенков, с нежнейшим ароматом. Во дни Страстной седмицы икона оставалась сухой, утром Великой субботы на ней появлялась легкая роса, а во время Пасхальной утрени миро уже истекало струйками, причём первое миро на Пасху бывало особенным. В окладе иконы внизу был специальный желобок, куда складывалась вата, её потом раздавали верующим, и при этом мира всегда хватало на всех нуждающихся. В семьях благочестивых мирян нередки были случаи, когда высохшие ватки от святыни вновь наполнялись миром или происходило чудесное умножение мира в сосуде.

Бумажная иконочка Иверского-Монреальского образа в Гефсиманском монастыре на Святой Земле «заговорила» в тот страшный для России час, когда жизнь страны — в который раз в XX веке! — висела на волоске: начало октября 1993-го, штурм Белого дома, кровопролитие…

+       +       +

В ночь с 30 на 31 октября 1997 года произошло событие, потрясшее весь православный мир, —  в Афинах был убит Иосиф Муньес-Кортес, хранитель чудотворной мироточивой иконы Божией Матери «Иверская» («Вратарница»). 12 ноября 1997 года он был погребён на кладбище Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле, в штате Нью-Йорк (США). Общество «Дом Иконы» в Монреале обнародовало следующий некролог:

Давайте прикоснёмся к судьбе человека, отдавшего в наш прагматичный, компьютеризированный и рациональный век свою жизнь за православную святыню, по слову Господа нашего Иисуса Христа: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать, и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь; ибо велика ваша награда на небесах…» (Мф. 5: 11,12).

Потомок древнего испанского рода Иосиф (Хосе) Муньес-Кортес родился 13 мая 1948 года в благочестивой католической семье в Чили. Когда ему едва исполнилось четырнадцать лет, он по дороге в католический собор заблудился на улочках Сантьяго и зашёл в Православный храм. В тот день, 27 сентября, был праздник Воздвижения Животворящего Креста Господня. Красота убранства храма, икон и богослужения поразили отрока, потрясли его до глубины души, и с тех пор он начал посещать эту церковь.

Через два года архиепископ Леонтий Чилийский с ведома матери благословил его перейти в Православие. В течение трёх лет Иосиф изучал в колледже иконопись и богословие. Переехав в Канаду, он окончил там курсы при школе изобразительных искусств и впоследствии преподавал историю иконописи в Монреальском университете. Иосиф надеялся стать монахом, но в Канаде не существовало православной мужской обители.

В 1982 году во время паломничества на Святую Гору Афон Иосиф побывал в Спасо-Рождественском скиту. Здесь, в иконописной мастерской, он увидел глубоко поразивший его образ Божией Матери. Он настойчиво просил продать ему эту икону, но получил отказ. Молодой паломник горячо молил Богородицу позволить ему увезти Её образ в Америку. Уже выходя из ворот обители, он увидел поспешавшего к нему игумена, который вручил ему икону со словами: «Пресвятая Дева должна уехать вместе с вами».

Находясь на борту корабля, следующего в афонский порт Дафни, он услышал голос, повелевавший ему отправиться в Иверский монастырь и приложить свою икону к чудотворному образу Божией Матери «Вратарница», небесной Хранительницы и Покровительницы Афона. Врученная ему икона была списана с этого образа. Он исполнил это повеление. Вернувшись в Монреаль, Иосиф поместил икону Вратарницы у себя в комнате и каждую ночь читал перед ней акафист.

24 ноября 1982 года он проснулся около трёх часов ночи и ощутил сильное благоухание. Взглянув на образ Пречистой, он заметил на нём капли влаги и подумал, что это стекает масло из лампады. Но, вытирая их, он с изумлением обнаружил, что благоухание исходит именно от них. Ему стало ясно, что это — благовонное миро. С тех пор икона мироточила постоянно, за исключением Страстной седмицы.

Через икону милостью Божией совершилось множество чудесных исцелений: были избавлены от болезни парализованный юноша и человек, страдавший раком позвоночника, ребёнок с тяжелым рахитом, от которого отказались врачи, и многие другие. Но Иосиф не раз говорил, что самым великим чудом мироточивой иконы было то, что она подвигала людей к покаянию.

Хранитель иконы Иосиф верил, что истечение мира было связано с прославлением Русской Зарубежной Церковью новомучеников Российских. Особенно почитал он преподобномученицу Великую княгиню Елисавету Феодоровну.

Про него вспоминают: «Иосиф редко говорил о своей внутренней жизни, но, общаясь с ним, люди физически ощущали, что перед ними человек величайшей чистоты. Без всякого сомнения и без тени лирики можно сказать, что он был земной лилией Царицы Небесной. Каждый день он читал перед чудотворной иконой акафист Богородице (как правило, по-французски) и тому святому, чью память отмечала Церковь. Во время церковных богослужений вёл себя очень скромно и никогда не привлекал к себе внимания: тихо стоял сзади, незаметный, как настоящий монах».

Есть неподтверждённые сведения, что Иосиф на Афоне принял монашество с именем Амвросий (в честь преподобного Амвросия Оптинского). Постригал его старец Климент, который некогда вручил ему Иверскую икону Божией Матери.

Знакомясь со свидетельствами близко знавших его людей, видишь, что Иосиф в характере своём сочетал открытость в общении с людьми с твёрдым стоянием в вере. Как истинный идальго, он презирал интриганов, теплохладных и расчётливых людей. Чудо, первым свидетелем которого ему суждено было стать, углубило и без того его сильный молитвенный дух. У него было пятьдесят восемь крестников. И о каждом из них он ежедневно молился — и не только о них. Его помянник походил на монастырский синодик. Повседневно обращался он с молитвой к Божией Матери о православной молодежи — «дабы все стали святыми мужьями и святыми женами».

Один из французских знакомых Иосифа, Владимир, в частном письме рассказывает: «Икона всегда затмевала брата Иосифа (на самом законном основании). Нам он казался простым, скромным, всегда своим (почти каждый мог сказать — он был моим другом), но таким же, как мы, обычным человеком, правда, на которого свалилось такое чудо…

Но теперь, когда иконы нет, его облик стал вырисовываться по-другому. Ведь это он скитался со святыней по всему свету — невзирая ни на что — ни на личные болезни, тяготы путешествий, отсутствие средств… ни на сопротивление некоторых людей (вплоть до последнего времени, и об этом он мне сам многократно рассказывал), и при этом он успевал совершать свое обширное молитвенное правило (до тысячи молитв Иисусовых в добавление ко всему прочему), писать иконы… Он не мог иметь никакой личной жизни. Люди приходили, звонили, писали, просили помощи, заступления, молитв. И он за всех молился».

Больших средств Иосиф не имел. Обретя икону, он дал обет, что она не сделается источником его обогащения. И выполнял его до своей смерти. «Мне достоверно известно, — свидетельствует протоиерей Виктор Потапов, — что порою у него не хватало денег на покупку лекарств и предметов первой необходимости. Часто он последние свои деньги отдавал нуждающимся».

В бумагах Иосифа была найдена записка на французском языке, сделанная его рукой в 1985 году, из которой видно, как нелегко ему было нести послушание хранителя мироточивой иконы Божией Матери, и которая свидетельствует, что задолго до своей мученической кончины он предвидел её.

Вот текст этой записки: «Господи Иисусе Христе, Который пришёл на землю нашего ради спасения и добровольно был пригвождён ко Кресту и претерпел страсти за наши грехи, дай мне тоже перенести свои страдания, которые я принимаю не от врагов своих, а от своего брата. Господи! Не вмени ему это в грех».

Д. М. Гортынский, регент Спасо-Вознесенского храма в Сакраменто (Калифорния, США), передаёт следующий случай из жизни Иосифа: «Он проснулся ночью и почувствовал, что связан по рукам и ногам. Рот у него был тоже завязан, и он не мог ни говорить, ни кричать. Он пытался освободиться, но не мог, и только молился в себе. Он знал, что это была нечистая сила, и она его продержала так всю ночь». По словам самого Иосифа, это был вовсе не сон, но всё происходило наяву.

В своём последнем интервью, опубликованном в журнале «Русский пастырь», на вопрос, не произошло ли у него за пятнадцать лет привыкания к чуду, Иосиф ответил: «Нет, к этому привыкнуть нельзя, как нельзя привыкнуть к чуду вообще. Это как если бы совершение Евхаристии для священника стало бы привычным, рутинным действием… Я никогда не подхожу к иконе с любопытством, чтобы проверить, откуда и сколько истекает мира… Мы никогда не должны привыкать к чудесам. Если это произойдет, то чудо перестанет быть чудом. Человек, который понимает, что такое святость и святыня, никогда не сможет к чуду привыкнуть».

Затем Иосифу был задан вопрос: «Немало людей считает, что икона — ваша собственность и что вы можете распоряжаться ею как угодно. Как вы таким людям отвечаете?»

«Это не так. — сказал Иосиф. — Я являюсь лишь хранителем иконы. Если бы икона принадлежала только мне, я бы сидел спокойно дома, а не путешествовал по земному шару из прихода в приход… Икона чудотворная, и мы не можем управлять или распоряжаться ею. Однажды я отправился из Монреаля в Нью-Йорк, где меня ожидали верующие, но самолёт покружился над Нью-Йорком и вернулся назад. Что это значило? Для меня ответ ясен: я не должен был туда ехать. 

Далее Иосиф продолжал: «В наше время, как и во времена Христа, святыни должны идти к людям, как и святость шла к ним. Это не традиция, которую я сам установил. Господу известно, как мне тяжело путешествовать, это влияет на моё здоровье, но я с радостью исполняю это послушание перед Божией Матерью и народом Божиим, который с великой радостью ожидает Царицу Небесную. Афонский игумен, передавший мне икону, говорил: «Церковь, в которой нет любви, сострадания и милосердия, это не Церковь». Это поучение глубоко запечатлелось в моем сердце…».

В том же интервью, словно предчувствуя свою мученическую кончину, Иосиф сказал: «Верующие должны быть готовыми умереть за истину, не забывать, что приобретая здесь врагов, приобретаем Небесное Царство… Тот, кто будет верен в малом, тот будет верен в великом, когда потребуется. При возможности стать исповедниками мы не должны это упустить. Потеряв земную жизнь, обретаем небесную. Мы не должны бояться смерти за Христа».

Комната, в которой был замучен Иосиф, — угловая и выходит на балкон — единственный во всей гостинице с доступом на крышу соседнего здания. Это объясняет, почему дверь номера, в котором был убит Иосиф, оказалась запертой изнутри. По мнению врача, осматривавшего тело, убийство было ритуальным, совершено двумя-тремя людьми: один держал его, другой завязывал руки и ноги, а третий наносил удары. По всей видимости, убийцы хотели узнать, где находится икона. Уточним, что местонахождение иконы в настоящее время неизвестно.

На суде врач показал, что по всему видно, что Иосиф не сопротивлялся. Он лежал привязанным поперёк кровати. Следы пыток видны на ногах, руках, груди. Иосиф долго и мучительно умирал в одиночестве…

Священник Александр Ивашевич, проживающий в Аргентине и сопровождавший Иосифа в его последней поездке в Грецию, повествует о его последнях днях, свидетелем которых ему суждено было стать: «В последнюю ночь не спалось, длинный разговор превратился во взаимную исповедь… в один миг брат Иосиф прошёл через всю свою жизнь…

В аэропорту расстались: «Вот и все — пора прощаться». Когда дошли до входа в отдельный зал, брат Иосиф сказал мне: «Прости, отче, за всё, что плохого сделал, и если тебя обидел, от всей души прошу прощения». Я ему: «Ты меня прости, Хосе». «Бог простит! — отвечал он. — Спасибо за всё, огромное тебе спасибо».

Тут же в аэропорту брат Иосиф сделал передо мною поклон, и я ему… обнимались долго и крепко. Мне надо было идти дальше, и брат Иосиф воскликнул: «Благослови, отче!» — «Бог тебя благословит, Хосе!». Он мне: «С Богом!» А я ему говорю: «С Богом!» — в последний раз… Так прощались мы с братом Иосифом всего за пару часов до его смерти…».

Летом 1996 года Иосиф съездил на Афон, чтобы проститься с отходящим к Богу схиигуменом Климентом, своим духовным отцом. Тогда схимник сказал ему, что следующий — 1997 год — будет для него судьбоносным и произойдут грозные события. Накануне своей мученической кончины Иосиф с иереем Александром Ивашевичем посетил монастырь Святителя Николая на греческом острове Андрос, чтобы поклониться его святыням.

Монах, открывший им двери главного храма обители, чрезвычайно удивился тому, что древний настенный образ Богоматери стал обильно слезоточить. Настоятель монастыря архимандрит Дорофей объяснил, что икона плачет тогда, когда назревают страшные события или во время таковых. На Иосифа это знамение Божией Матери произвело глубокое впечатление, и он неоднократно говорил отцу Александру: «Отче, я чувствую, что очень скоро произойдет что-то страшное. Не знаю, что именно, но что-то будет». И в самый день своей смерти, утром, Иосиф ещё раз поделился с отцом Александром своим предчувствием.

Хранитель мироточивой иконы Божией Матери «Вратарница» был похоронен через 13 дней после его убийства в Афинах. Его хотели было отпевать при закрытом гробе и в запечатанном пластмассовом мешке. Но Бог судил иначе. Гроб был открыт, мешок разорван, и все увидели следы пыток. Никаких признаков тления не было заметно.

Множество людей, со всего света прибывшие в те дни в Джорданвилль, свидетельствуют о благодатной атмосфере похорон.

Один человек, недавно приехавший из России и попавший на погребение Иосифа, сказал: «Знаете, у меня было такое чувство, что я присутствовал не на отпевании и похоронах, а на чине Торжества Православия. Я совершенно чётко осознал, что если бы даже в эти минуты нас всех вывели бы из храма и расстреляли, то всё равно — мы победили!»

+       +       +

В 1981 году на Афоне монахом с оригинала иконы Божией Матери Вратарницы была написана Монреальская Иверская икона.

В 1982 году эту икону привёз с Афона в Монреаль Иосиф Муньос-Кортес, испанец по происхождению, давно принявший Православие.

С тех пор икона Божией Матери постоянно мироточила, за исключением Страстных недель.

Иосиф Муньос сопровождал чудотворный образ в Америке, Австралии, Новой Зеландии, в Болгарии и в Западной Европе. Везде, куда бы ни прибыла эта икона, она распространяла любовь и мир. Литургии, совершаемые при ней, были сравнимы с пасхальными по радости и воодушевлению. Известны многие случаи возврата людей к посещению храма, исповеди, причастию. Одна несчастная женщина, узнав о смерти своего сына, хотела лишить себя жизни, но у чудотворной иконы раскаялась.

15 лет икона мироточила. В ночь с 30 на 31 октября 1997 года хранитель иконы Иосиф Муньос-Кортес был зверски убит в Афинах, а Чудотворная Иверская икона безследно пропала…

+       +       +

Сегодня вполне определённо можно утверждать, что Хосе Муньос-Кортес был не просто хранителем святыни, но именно редким избранником Свыше. Многие знамения чудеса ему в жизни и продолжаются по сей день. Провидению было угодно сразу же после мученической кончины Хосе открыть всему миру его раны и страдания, явить подтверждение святости — телесное нетление.

Сама Божия Матерь продолжает оплакивать земную судьбу Хосе. Как свидетельствуют очевидцы, в день его рождения и в день гибели, в Греции на острове Андрос, плачет древняя фреска XV века. Та самая фреска молящейся Богородицы, которая заплакала 29 октября 1997 года, когда к ней подошёл Хосе, накануне своей гибели.

Дорогой Хосе, вот и наступило новое тысячелетие. Мир стоит.

Пришли ли новые времена? Ты всё сделал для того, чтобы они пришли.

На самом рубеже нового века, нового тысячелетия тебе исполнилось бы 50. Твоя смерть — великий рывок.

Твоя жизнь — не последняя ли это попытка Творца изменить человека?

Избранник Любви, ты был всегда и во всём одинаков: ты был и ты есть любовь! Всю жизнь мечтал о России, всю жизнь к ней шёл и вот — завоевал её сердце. Прощание отменяется: здравствуй навсегда! Мы любим тебя, Прекрасный Испанец! Мы гордимся тобой!

Как сердце наше крепнет в Слове,

Которое ему гранит,

Любовь никто не остановит,

Любовь ничто не сокрушит.

Чем больше тьмы вокруг теснится,

и испытаний и преград,

тем жарче к свету свет стремится

в предчувствии святых наград.

Не жалко ни души, ни крови,

ни плоти. Кто мне возразит?

Прелестный, ангельски-серьёзный,

кудрявый, смугло-золотой,

какую заповедь принёс нам?

Что опечатал ты звездой?

Звезда во лбу, указ в деснице,

другою нежно обняла

тебя Небесная Царица

и миру в дар преподнесла.

Скажи нам, Иверский Посланник,

какой скрывается завет

на третью тысячу во длани,

хранящей сотворенья свет?

Я знаю, детского каприза

Любовь нам не провозгласит.

И Матери Премудрой риза

над Словом парусом горит.

+       +       +

Вопрос:Когда мы говорим о воскресении России, мы представляем Её в будущем как могучую державу, похожую на Россию в период Царствования Александра II.

Правду ложыо смогли без труда подменить

И привычную жизнь, надругавшись, разрушить,

Только веру в Христа не сумели убить,

Не сумели сломить христианскую душу.

Православная Русь никогда не умрет,

Колокольный призыв звонко Господа славит,

Терпеливый народ все невзгоды снесёт,

Нам поможет Господь, нас Господь не оставит.

На гибель Иосифа Муньоса, Общество «Дом Иконы» в Монреале обнародовало следующий некролог:

Иосиф надеялся стать монахом, но в Канаде не существовало православной мужской обители.

Через икону милостью Божией совершилось множество чудесных исцелений. Но Иосиф не раз говорил, что самым великим чудом мироточивой иконы было то, что она подвигала людей к покаянию.

Хранитель иконы Иосиф верил, что истечение мира было связано с прославлением Русской Зарубежной Церковью новомучеников Российских.

Он редко говорил о своей внутренней жизни, но, общаясь с ним, люди физически ощущали, что перед ними человек величайшей чистоты.

В своём характере он сочетал открытость в общении с людьми с твёрдым стоянием в вере. У него было пятьдесят восемь крестников. И о каждом из них он ежедневно молился — и не только о них. Повседневно обращался он с молитвой к Божией Матери о православной молодежи — «дабы все стали святыми мужьями и святыми женами».

Ведь это он скитался со святыней по всему свету, не взирая ни на что, ни на болезни, тяготы путешествий, отсутствие средств… ни на сопротивление некоторых людей (вплоть до последнего времени), и при этом он успевал совершать своё обширное молитвенное правило, писать иконы… Он не мог иметь никакой личной жизни. Люди приходили, звонили, писали, просили помощи, заступления, молитв. И он за всех молился.

В бумагах Иосифа была найдена записка, сделанная его рукой в 1985 году, из которой видно, как нелегко ему было нести послушание хранителя мироточивой иконы Божией Матери, и, что задолго до своей мученической кончины он предвидел её.

Вот текст этой записки: «Господи Иисусе Христе, Который пришёл на землю нашего ради спасения и добровольно был пригвождён ко Кресту и претерпел страсти за наши грехи, дай мне тоже перенести свои страдания, которые я принимаю… «.

В своём последнем интервью, на вопрос, не произошло ли у него за пятнадцать лет привыкания к чуду, Иосиф ответил: «Нет, к этому привыкнуть нельзя, как нельзя привыкнуть к чуду вообще. Это как если бы совершение Евхаристии для священника стало бы привычным, рутинным действием… Мы никогда не должны привыкать к чудесам. Если это произойдёт, то чудо перестанет быть чудом. Человек, который понимает, что такое святость и святыня, никогда не сможет к чуду привыкнуть».

Затем Иосифу был задан вопрос: «Немало людей считает, что икона — ваша собственность и что вы можете распоряжаться ею как угодно. Как вы таким людям отвечаете?»

«Это не так, — сказал Иосиф. — Я являюсь лишь хранителем иконы. Если бы икона принадлежала только мне, я бы сидел спокойно дома, а не путешествовал по земному шару из прихода в приход… Икона чудотворная, и мы не можем управлять или распоряжаться ею.

В наше время, как и во времена Христа, святыни должны идти к людям, как и святость шла к ним. Это не традиция, которую я сам установил. Господу известно, как мне тяжело путешествовать, это влияет на моё здоровье, но я с радостью исполняю это послушание перед Божией Матерью и народом Божиим, который с великой радостью ожидает Царицу Небесную. Афонский игумен, передавший мне икону, говорил: «Церковь, в которой нет любви, сострадания и милосердия, это не Церковь». Это поучение глубоко запечатлелось в моём сердце…»

В том же интервью, словно предчувствуя свою мученическую кончину, Иосиф сказал: «Верующие должны быть готовыми умереть за истину, не забывать, что приобретая здесь врагов, приобретаем Небесное Царство… Тот, кто будет верен в малом, тот будет верен в великом, когда потребуется. При возможности стать исповедниками мы не должны это упустить. Потеряв земную жизнь, обретаем небесную. Мы не должны бояться смерти за Христа».

Известно, что при пытках его, Иосиф не сопротивлялся. Он лежал привязанным поперёк кровати. Следы пыток видны на ногах, руках, груди. Иосиф долго и мучительно умирал в одиночестве…

Накануне своей мученической кончины Иосиф посетил монастырь Святителя Николая на греческом острове Андрос, чтобы поклониться его святыням. Монах, открывший им двери главного храма обители, чрезвычайно удивился тому, что древний настенный образ Богоматери стал обильно слезоточить. Настоятель монастыря архимандрит Дорофей объяснил, что икона плачет тогда, когда назревают страшные события или во время таковых. На Иосифа это знамение Божией Матери произвело глубокое впечатление, и он неоднократно говорил: «Чувствую, что очень скоро произойдёт что-то страшное. Не знаю, что именно, но что-то будет». И в самый день своей смерти, утром, Иосиф ещё раз поделился своим предчувствием.

Один человек попавший на погребение Иосифа, сказал: «Знаете, у меня было такое чувство, что я присутствовал не на отпевании и похоронах, а на чине Торжества Православия. Я совершенно чётко осознал, что если бы даже в эти минуты нас всех вывели бы из храма и расстреляли, то всё равно — мы победили!»

(Рим. 8, 35-36).

Оставить комментарий

Имя (обязательно)

Mail (не будет опубликовано) (обязательно)

Вебсайт