Архиепископ Лазарь: «Я с Иосифом (Муньосом – Общ.), братом Иосифом, мало знаком совсем, прямо скажу. В 1991 году я прибыл на Архиерейский Собор в Нью-Йорк и я его мельком видел. Уже прощался, уходил он, он уже уезжал. Отправлялся на самолёте. Вот и всё… Так, он воодушевлённый такой, лицо у него такое было, такой простой. Особое лицо у него….

И вот, в 1993 году, когда на меня были нападки врагов, приезжает в Москву княгиня Елена Сергеевна Наварр-Голицына, которая в Монреале живёт. Звонит нам сюда в Одессу, что приезжайте, чтобы обязательно мы приехали. Приехали, и она вручила нам (икону – Общ.). Объяснила нам об иконе, что брат Иосиф написал икону и вот попросил, чтобы она привезла к нам сюда, мне именно».

Далее Архиепископ Лазарь читает:

«Обретение Иверской иконы Божией Матери.

Множество раз Пресвятая Владычица Богородица подавала Свою помощь людям земли нашей, многих Она укрепила и поддержала в трудную минуту. Когда приходит конец слабым силам человеческим и когда крест несомый склоняет до земли своею тяжестью, тогда только и приходит нечаянная помощь Свыше, помогает двигаться дальше по нелегкому пути спасения. Такую же нечаянную помощь получили и мы, грешные, от Пресвятой Владычицы нашей Богородицы.

Всем, наверное, известна чудотворная мироточивая икона Иверская Монреальская. Многие через нее получили исцеления, а источаемое от иконы миро тысячи людей соделало причастниками благости Царицы Небесной. Икона эта объездила весь свет и не побывала она до сих пор лишь в России. Это очень печалило благочестивого владельца чудотворной иконы — иконописца брата-мученика Иосифа Муньос. Желая, дабы благодать, источаемая чудотворной иконой Иверской, коснулась и нашей земли, брат Иосиф решил передать в Россию список этой иконы. Доску для списка он заказал такую же, как у чудотворного Образа. В нее брат Иосиф вложил частицы мощей пяти угодников Божиих — преподобномученицы Великой Княгини Елизаветы, св. Безсребренников мучеников Косьмы и Дамиана, св. муч. Трифона и св. муч. Виктора. Затем брат Иосиф подготовил на специально выготовленной доске основу для красочного слоя — левкас, вызолотил фон и с молитвой и благоговением приступил к иконописной работе. Краски брат Иосиф брал самые лучшие. Трудно шла его работа, но все же успешно была завершена. Готовый список брат Иосиф поместил в прежний киот чудотворной Монреальской иконы, имевшей к тому времени другой, более дорогой и роскошный, и стал думать, кому же вручить эту новую икону. Однако в ночь на 30 июля/12 августа 1993 года иконописец увидел во сне своего духовного отца — святителя Леонтия Чилийского, в сиянии, в епископском облачении, с жезлом. Владыка сказал, что икона сия должна быть вручена…. Архиепископу Лазарю. (здесь Владыка не озвучил то, что было написано в тексте: столпу Истинной Церкви, заменив эти слова своим именем – Общ.). Когда же брат Иосиф, спросил, кто же это, святитель назвал Архиепископа Лазаря (Журбенко). Еще Владыка сказал, что новая икона прославится многими чудесами, а в знак того, что слова его не ложны, опадет покров с чудотворной Иверской иконы»…..

Архиепископ Лазарь: «Вот теперь мы узнали смерть брата Иосифа и исчезновение его иконы»….

Далее Архиепископ Лазарь продолжает читать: «Пробудившись, брат Иосиф немедленно пошёл к Иверской иконе и увидел лежащий на полу покров. Это особенно поразило брата Иосифа: в комнату, где хранится икона, никто не заходил. Тогда брат Иосиф понял, что этот сон — знамение из мира горнего и твердо решил выполнить волю Божией Матери, переданную ему святителем Леонтием»….

Архиепископ Лазарь: «Архиепископ Леонтий уже скончался давно, в 1971 году»….

Далее Архиепископ Лазарь продолжает читать: «Всего через 6 дней, накануне праздника Преображения Господня благочестивая мирянка Елена Сергеевна Наварр-Голицина но просьбе брата Иосифа приехала в Москву, чтобы передать список Иверской иконы Архиепископу Лазарю. В последнюю перед отбытием в Россию ночь список пролежал лицевой стороной на чудотворной Иконе, затем был вложен в чехол от Монреальской иконы и в нем 18/31 августа благополучно передан Владыке Лазарю. Вместе с Образом была передана вата с благоуханным миром от чудотворной Иконы и часть ризы Архиепископа Иоанна (Максимовича). Все эти безценные святыни были доставлены в Одессу и радостно встречены членами общины  храма св. пр. Иоанна Кронштадтского. Акафист Божьей Матери пред чудотворной иконой Иверской читается в нашем храме по воскресеньям ежедневно. Души наши наполняются радостью от осознания того, что Владычица не покинула нас в трудные дни, и мы верим, что идем по правильному пути, ведущему ко спасению.

Пресвятая Богородице, спаси нас!»

Посетитель: «Владыка, ну вот вы вспомните тот день, что вы чувствовали, когда…., как это было?»

Архиепископ Лазарь: «Ну, как чувствовал…, своим чувствам предаваться опасно. Просто было мирно, радостно, икона благоухала. Мы приняли её. Здесь несколько раз, два раза, очень сильно мироточила икона. Иногда благоухание источает близко, иногда на все комнаты,, даже на весь дом, бывает, и дальше. Люди многие свидетельствуют. Некоторые не слышат обоняние, а некоторые слышат. Вот такое дело….

Ну, вот она у нас здесь и я верю, что она от многих бед, как наш приход, так и меня лично, избавила от многих бед».

Посетитель: «Владыка, а вот следов тех, кто убил брата Муньоса…..»

Архиепископ Лазарь: «Нет, не нашли. Сказали Митрополиту, что это сверхмафия сделала. И Митрополиту приказали молчать, а то поплатится и он. Так Митрополит и сел… Ничего…, всё…, не вернёшь ничего….., уже на волю Божью. Икона неизвестно, где находится. Брата Иосифа нет. Он исказнён, конечно, был. Праведный он. Клевет много поднялось таких, которых никто не знал – иначе его в Греции стали «прославлять», в кавычках… Но, он совсем другой был человек. Теперь он на кладбище в Джорданвилле похоронен, памятник ему воздвигли, моления совершаются, панихиды совершаются…. Тлению он не предался, сколько он там был, неделю был, пока его не похоронили. Раскрывали, тлению не предался и запаха никакого. Наоборот, слышали благоухание, так как описывают. Вот такое дело…..

Конечно, зарубежники очень скорбят, что Царица Небесная покинула, но вот хоть копия….. Хотя саму чудотворную икону сюда было нельзя, могли отнять или что-то сделать, А вот его икона…, писал, сам не знал, для кого писал. А Владыка Леонтий с Небесной Церкви явился, это был его духовный отец, который его крестил, он сам чилиец (брат Иосиф – Общ.), вот он ему и явился».

Посетитель: «А Владыка Леонтий русский был?».

Архиепископ Лазарь: «Русский, из Киева, киевлянин. Он иммигрировал в 1943 году. В 1944 году он уже из Почаевской Лавры уехал, архимандрит Димитрий (Биакай) из Киево-Печерской Лавры, он и ещё несколько человек».

Посетитель: «Владыка, расскажите нам о старце Феодосии».

Архиепископ Лазарь: «Ну, что я могу рассказать…. Отец Феодосий прибыл в Кавказскую, это на Кубани, поселился на острове. Река Кубань рассекалась, и там образовался остров против станицы Кавказской. Станица Кавказская на горе, а  Кубань внизу. Это поместье графов Воронцовых-Дашковых. Там были заводы, винокурни и сахарный завод.  Воронцов-Дашков построил железную дорогу от Ростова до Баку на собственные свои средства.

Батюшка прибыл в Кавказскую, поселился на этом острове, имел лодочку небольшую и переправлялся через Кубань. В храм ходил и к своим благодетелям духовным чадам. Образовались вокруг него люди, кинулись к нему, а священники местные, по зависти, его выжили. Он перебрался тогда в станицу под женский монастырь. Там река Кочеты, он образовал себе пустыньку небольшую и жил. Монашечки ходили туда за наставлением. Игуменья восстала против него, это возле станицы Платнировской, между станицами Платнировской и Динской. Был Покровский женский монастырь там когда-то. Он перебрался тогда под Новороссийск, станция «Подгорный», Тёмные Буки. От станции семь километров. Там жил, там братья и сёстры жили, приезжали туда со всех сторон, особенно много ездило из Ростова на Дону. Да и из Кубани, так как он известный стал. Он исцелял, травками лечил, предсказывал людям, такой благостный батюшка был. Немножко юродствовал, как и перед смертью это делал.

В 1928 году его, конечно, арестовали, пустыньку разогнали, сослали его на шесть лет. Был он на Соловках, а потом и в других местах».

Посетитель: «Сколько ему было лет?».

Архиепископ Лазарь: «Когда его арестовали? Ему было 148 лет, значит, в 1948 году он скончался, считайте, сколько ему лет».

Посетитель: «128 лет …».

Архиепископ Лазарь: «У него там были монашки, ездили, как за отцом Николаем Загоровским. Так и за ним ездили, помогали ему, продуктами питания и чем могли. Он после заключения прибыл в Минеральные Воды, в ту полосу, где Пятигорск, Кисловодск, в эти места. Там люди приезжали, уезжали, разные люди там были, заметить людей было очень трудно. Постоянных людей там не было. Вот он купил себе хатку бедненькую с двумя комнатками, полусырая. Сарай там, коровка была, курочки у него были. Он чистил коровник и курей кормил. Ходил там, огородик небольшой был, воду носил. За пять лет (до кончины – Общ.) не стал воду носить. Краны были на улице, но кран был, порядком, далеко…. Что я могу ещё рассказать?».

Посетитель: «Как вы с ним познакомились?».

Архиепископ Лазарь: «Через Кавказское. Там была его духовное чадо, постриженная в иночество. Она много рассказывала. Я в церковь ходил, а она приходила в церковь и рассказывала за своего батюшку. Я сейчас уже много забыл. Раньше было много о нём составлено. Но всё через таких трусливых людей…. Они закопали…. Там их напугала милиция чего-то уже после смерти батюшки. Они взяли и закопали под дом, а с крыши вода шла – приехали, хотели откопать, но всё сгнило. Сколько записей было…. Вот такое дело. Я по свежей памяти много знал. Сейчас я уже много забыл, конечно.

Знаю, что святой батюшка был, добродетельный батюшка был, привлекательный священник был. Ничего не выдумывал такого. У него не было ничего такого, как у современных теперешних «старцев». Афонский монах…, прожил больше ста лет на Афоне иноком, настоятель был, а брат у него отец Петр  был в Иоанно-Богословском, как говорят.

Когда он умер, меня там не было, меня не было дома в то время. Потому я и не знал, и лично на похоронах не был. Но фотографии видел и люди рассказывали, что его похоронили как простого дедушку. Без подрясника, как ходил он, так его и похоронили. Боялись, так как, священник всё-таки. Знали, не знали, а люди сошлись со всего города хоронить его. В 1948 году, знаете, нелегальный священник, все они подвергались аресту, даже калеки были, и тех арестовывали и в лагеря ссылали. Как во Владимирской области бы некий Геннадий, безногий, можно сказать. И его арестовали и на десять лет, кинули  в машину и осудили на десять лет. Сейчас даже есть свидетели, живые монахини, Славянск на Кубани это. Которые получили 25 лет только за то, что принадлежали к Катакомбной Церкви».

Посетитель: «Владыко, вот эти два случая, которые вы рассказывали о том, как старец Феодосий детишек вывел из школы».

Архиепископ Лазарь: «Да, он любил детей, выходил, на лавочку садился, сходились к нему со всей улицы дети, да и с других улиц ходили. Он очень любил детей, наставлял их, с ними разговаривал, беседовал. У него была цветная сорочка, в цветах вся была, и простенькая была, только он её раньше носил. Тогда не носили цветные сорочки, а он ею отличался. Как юродивый: пошейте мне такую сорочку, ну монахини  и пошили, он ходил в ней. Волосики имел небольшие, волнистые, бородка благообразная. Старичок благообразный был, светлый, привлекательный. Священников я многих видал, но он какой-то особенный.

Учил детей правильному крестному знамению, все его духовные чада правильно кладут крест, и Иисусовой молитве. Всех учил, чтобы непрестанно читали Иисусовую молитву, потому что враг всегда будет нападать, искушения, всякие каверзы, а Иисусовой молитву боятся злые духи. Он так и учил: идите — молитесь, делайте – молитесь. Принимал он разных людей, и даже с Московской Патриархии, он всех жалел. Просто жалел людей, он такой благостный был. У него столько было любви и у него все манеры были как у преподобного Серафима. Она отражалась и на других, так что и другие подражали ему. Вот так он действовал. Кто просил святых молитв, он помогал, посылал письма и открыточки, люди получали милость Божию – исцеление или в скорбях что-то.

Приехал я с Владыкой Вениамином, Владыка Вениамин ещё батюшкой был, в Минеральные Воды. Разошлась слава, что там одна раковая исцелилась у его могилы. Приговорили её к смерти, она уже была на последней стадии,  в Краснодаре она жила. Она сильно плакала, оставался сам её ребёнок. И вот, она заснула, и ей приснился старичок. Отец Феодосий, она его не знала и не слышала даже.

— Что ты плачешь?

— Да как же мне не плакать, я молодая, хочу жить и ребёнок сиротой останется.

— А ты приезжай ко мне.

— А куда же, батюшка?

— В Минеральные Воды. Я помогу тебе.

И исчез….. Думает она: что же это такое? Думала, думала – а давай-ка поеду, это уже последнее средство. Приехала туда, пришла в храм. В храме спрашивает, но ей не ответили, может не знали его там. Монашечки говорят ей: пойдёмте к нам, мы поминаем сегодня одного старичка, Божьего раба, пойдёмте на обед – я и пошла. Пошла к этим монашкам, захожу, глянула на портрет и чуть не упала – где вот этот дедушка?

— Это батюшка, великой жизни батюшка.

— А где он?

— Да, вот здесь на кладбище похоронен.

— Он мне приснился и рассказал такое дело…. Ведите к нему.

Пообедали и отвели её на кладбище. Она там молилась, плакала там, просила Бога. Взяла с лампадочки маслица и земельки с кладбища. Она стала это употреблять и рак куда и делся. Вроде она и до сих пор живая. Слава эта разошлась, везде и всюду.

Думаю, поеду. Я, думал, что этого старца уже и забыли, 1948 год….. Сколько лет прошло в 1989 году….. Ну, поехали и мы с Владыкой, остановились в своих людей, привезли нас на кладбище. Утром не пойдём, думаю, потому что там много людей на кладбище, поедем после обеда. Куда там? Сколько людей там было! Заполнено было всё кладбище.

Я оделся в мантию, простую монашескую, епитрахиль с крестом, панагию не одел я. Чтобы людей не наводить, катакомбное тогда ещё время было, катакомбщик. Просто, мало ли какой проезжий батюшка. Ну, значит, отслужили торжественно панихиду, весь народ пел воодушевленно. Такое впечатление, как будто небо отверзлось. Все со свечами стояли – едиными усты и единым сердцем. После, когда окончил, стали люди подходить.

-Да откуда вы, откуда вы? Как же вас звать?

— Да странник, — я даже имени не сказал, врать не стал и не сказал своего имени – да поминайте странника.

— Да откуда вы?

— Да я странник.

Не указал никакого… Думаю, мало ли, спрашивают…, слухи…. А я на таком нелегальном положении…. Меня искали, человек был арестован, сидел, его допрашивали, он не сознавался и его бросили к босякам. Из вены у него высосали кровь босяки в камере. Допрашивали, но он меня не выдал. Сейчас в Воронеже живёт, Георгий Степанович».

Посетитель: «Владыко, ну а о детях вы хотели рассказать».

Архиепископ Лазарь: «Я сначала доскажу. Я говорю людям (на кладбище – Общ.):

— А почему вы здесь, вы что, его духовные чада?

— Батюшки, да теперь мы его духовные чада.

— А раньше, при его жизни были?

— Нет, мы его и не слыхали.

— А почему же вы собрались? Откуда вы?

Тот оттуда, тот оттуда, тот из под Москвы, тот из Петропавловска на Камчатке приехал, мужчина приехал. Из разных городов приехали.

— А вы что здесь его богом выставляете?

— Нет.

— А почему здесь булочки, вода?

— Это просто для святыни, для себя.

— Смотрите, чтобы не считали это за причастие.

— Нет, батюшка.

 

— А почему ты приехал?

— А он мне приснился во сне. И сказал: «Молись, я Минводский Феодосий. Приезжай ко мне на кладбище, я тебе помогу».

У него какое-то серьезное дело было. Другие исцеление получили, было много-много рассказов. А одна бабушка подошла и говорит:

— Батюшка, а ессентуковский батюшка говорит, что этот батюшка раскольник был. Он Московскую Патриархию не признавал.

— Знаешь что, бабушка…. Ему скажи, передай, что он сам раскольник, -это было на кладбище в 1989 году, — скажи ему, что он сам раскольник, не разбирается ничего или сергианин.

Вот такое дело. А теперь о нём с детьми. Во время войны, когда уже надвигались немцы, приближались уже к Минеральным Водам, батюшка на месте жил, да и все жители на месте жили. Приходит он в школу, а школа была большая, в несколько этажей, забегает в школу, как раз была большая перемена, и заманил за собою детей за несколько кварталов. Они убежали за ним, а он их конфетами угостил. Как обычно, в карманах у него конфеты, пряники были, всегда что-то было – это подарки. Он всегда детей угощал, дети то сладкое любят. И он такой привлекательный: то на шею ему залезут, то сбоку, то прижмутся – так дети к нему и идут. Завёл их, а в это время послышался гул и немецкий самолёт сбросил бомбу на школу и школа разлетелась, а дети остались целыми.

И вот, в 1989 году на кладбище были бабушки, которые его помнили. Они ещё девчушечками были тогда, и они рассказывали, как их спас батюшка: «Он спас нас от смерти, а то бы мы тогда ещё были мёртвыми. Побило бы нас бомбою».

Второй случай. Прибегает на железную дорогу, там было ответвление, перекрестился: «Господи Иисусу Христе Сыне Божий, помилуй мя грешного!» — и начал плечом отодвигать вагон. Отодвинул вагон и вагон покатился в сторону, а охрана ему: «Что ты здесь делаешь? Такой старый и отодвинул вагон!». Батюшка ушёл, а самолёт ударил в это место, где вагон стоял. Сделал большую воронку — от бомбы осталась. Батюшка остался целый, а вагон отодвинутый. А если бы он попал в вагон, а там были снаряды, то там бы город разлетелся. Это люди свидетельствуют и там даже сейчас это знают в Минеральных Водах старожилы.

И он так был прославленный – «дед Кузюк». Потому что он всегда с детьми: «кузю, кузю, кузю…», а они смеются, чисто по-детски. Потому и прозвали его – «дед Кузюк»».

Посетитель: «Владыко святый, ну а вы же как к нему приехали? Он же вас постриг?».

Архиепископ Лазарь: «Это в 1947 году. Мы приехали с одной рабой Божьей, он её постриг. И приезжаю я, в меня волосёнки были, я уже был одет в монашеское, отец Самуил меня одел – подрясник, пояс, скуфейка и чётки. Но я ещё не постриженный был. Приезжаю, это уже не первый раз был, а он: «Пожалуй, я тебе два крылышка приделаю». А я: «Как благословите, батюшка, так и будет». И он меня постриг в иночество. Вот я был и постриженный в иночество тогда, а уже мантию после принимал».

Посетитель: «На дому?».

Архиепископ Лазарь: «У него в кельи. Уголочек был, иконки были. В углу иконы были, и там было всё, что нужно. Святые Дары там были, причащал. Он служил литургию только ночью, днём никогда не служил, только ночью. Три монашечки пели и читали, вот так и служилось».

Посетитель: «Как получилось, что сейчас Московская Патриархия его….?».

Архиепископ Лазарь: «Там были две монашки, которые в Московскую Патриархию ходили. Вся община была против них. И они всё начали писать, и по их словам начали всё писать, это всё работа этих монашек. Но там в житии нет ни дат, ни людей, а так всё как-то голословно. Нет никакой точности, житие, с одной стороны, как бы  духовное, а, в то же время, оно пустое. Ему можно верить, можно и не верить. Где? В какой станице? Кто, адрес, фамилия, имя, отчество? – что действительно такое чудо было. Может, кто остался в живых…., там ничего совершенно нет. Многое там требует исправления. Просто, я много знаю. Если вы читали, так это перекривленное.  Я три года ездил и слыхал, и видел.

А сейчас почему? Потому, что люди туда кинулись, особенно в воскресный день там как базар. Шли на кладбище, брали земельку, служили, пели панихиды по мирскому обряду. Но Московская Патриархия поняла, что деньги можно из этого извлечь. Люди бросали деньги. Куда эти деньги шли? Так они их подбирали. Что же надо? Перенести мощи, прославить, это же деньги! Средства какие!».

Посетитель: «А он же туда никогда не ходил?».

Архиепископ Лазарь: «Он никогда не ходил. Я потому знаю, что он к отцу Евгению приезжал с пустыни, с Чёрных Буков, и тогда с ним сослужил вместе. А отец Евгений непреклонный такой был. Этот архимандрит известен на весь Северный Кавказ. Ему Патриарх Тихон дал такую особую грамоту, и даже на листе свою руку сам лично обвёл карандашом. И сам лично Патриарх Тихон собирался приехать в Кавказскую. Но его задержали и не пустили. Был благочинным отец Евгений, он прославленный подвижник, старец. Я с ним переписывался 10 лет в 1960-ые годы. И если бы он был сергианин, батюшка бы его не допустил ни за что бы».

Посетитель: «Рассказывали, что он хотел раз в храм пойти….».

Архиепископ Лазарь: «Это уже почти перед смертью. Начали попы местные: «Что это? Пусть идёт в храм, хоть появится!». Ну что делать? Посадят, может, или что? Взял саночки, а тогда снег был, упал перед церковью и сломал себе ногу или повредил там. Так и не был там. Это единственный такой случай. Это рассказывали его духовные чада. У него постриженных много было в Минеральных Водах. И все какие-то благостные, как отдельные люди у него были, совсем отличались о других людей. Кротость такая у нх была, смирение на лице было. Вот такие духовные чада! Теперь и не знаю, что там».

Посетитель: «Владыко, а о вашей встрече с Митрополитом Зиновием расскажите, пожалуйста».

Архиепископ Лазарь: «Ну, это после разгона монастыря Глинской пустыни, в которой я жил. Разогнали… Ну куда? Да к Владыке Зиновию, может где устроюсь в Грузии, там то легче было. Меньше гонения было на духовенство, на религию. Приехал к Владыке Зиновию6

— Владыко, может, Вы куда устроите.

— Да у меня самого один приход, полно. Куда тебя? Знаешь что, ты поезжай к Ставропольскому Антонию.

— Да я у него был, — говорю.

— Знаешь что, езжай к Архиепископу Виктору, это древний, древний архиерей. Он в Русской Зарубежной Церкви рукополагался в 1933 году в Сербии. Он был в Китае, а в Китае эмиграция принадлежала к Русской Зарубежной Церкви. Поезжай туда.

Ну, я и поехал в Краснодар. Рассказал Владыке Виктору. Владыка Виктор сам оказался в таких клещах, в таких оказался страшных клещах, бедный человек. Ну, не разобрался, всё это наша неосторожность, доверчивость.

Приехал. Там устроили меня, я шил ризы, шил подрясники, рясы, всё церковное шил. Иногда пел, читал и ходил на требы – просило духовенство. По городу ходили причащать, соборовать, панихиды служить или отпевать. Одни священники боялись, мало ли куда, я всё-таки молодой был. Потом мне уже там невозможно было , уполномоченный уже погрозил на меня кулаком. Надо уезжать, а то попаду туда, где был (в лагерь). Поехал к Владыке Зиновию, он даже послушницу свою выслал, двери закрыл, окна зашторил. Разговаривали, беседовали, а как раз начинали в 1960-ые годы громить церкви, монастыри закрывать. В газетах выступления, отречения от Бога. Как Осипов – профессор Ленинградской духовной академии отрёкся, протоиерей, другие священники, в каждой газете было. Это ужас! И морально били и физически разрушали. Хрущёв сказал, что ни одного попа не останется, не помню, в каком году. Митрополит зиновий сказал: «Знаешь что, ты никуда не устраивайся, а иди в в катакомбы».

Хотя я и был катакомбник, фактически. Я в соборе когда был, то не причащался. Меня даже вызывал духовник архимандрит Садок, который также с Архиепископом Виктором прибыл из Китая. Он с 1902 года был в Китайской Пекинской духовной миссии. Там и архимандритство получил. Он почти ослеп, еле-еле ногами ходил и почти слепой был. Однажды, вызывает меня – один священник переда: тебя отец Садок вызывает. Это духовник, значит, будет видно какой-то серьёзный разговор.

Прибыл я…. Китайские священники там жили, там протопресвитер, попадья. Попадья была страшная, атеистка была. Ну, это ладно….. Все там китайские священники были, не китайцы, а которые в Китае были, в китайской эмиграции. Прибыл я, подошёл под благословение, познакомился.

— Ты что, инок?

— Да, я в монастыре жил.

— А почему же ты на исповедь не ходишь ко мне?

— Батюшка, а настоятель собора ходит на исповедь?

Это Бессонный, известный чекист, который с револьвером ходил. Два зятя его в КГБ следователями были. И во время дня Ангела только КГБ у него застолье делало. Никого не было: ни одного священника, ни архиерея, только КГБ. Бывший обновленец. Когда обновленчество уже ликвидировалось, на покаяние пришёл, волей-неволей кайся. Сказал: «Простите, был столько то лет в обновленчестве, простите». Люди покивали головой: «Бог тебе простит!» — иди, одевайся….

— Отец настоятель и другие священники у вас бывают? – это о тех, которых я знал, бывшие обновленцы. Я при соборе работал и следил всё время за этим.

— Да нет. Да, что там…. Знаете, какие они!

— А мне тогда чего? Я ведь с них пример беру, они митрофорные протоиереи, настоятель собора. А, по правде сказать, батюшка, я тихоновец. Я держусь линии Митрополита Петра Крутицкого, не Митрополита Сергия.

— Знаю это дело! – (У них же тогда журнал «Хлеб Небесный» издавался и «Путь Христов». Там много об этом писалось, и о Соборах Зарубежной Церкви. Они же всё знали), – Вон оно что! Что же мне делать? Я сам такой, как ты. Куда мне деться? Я вот и слепой, и почти не хожу, никого нет. Я с 1907 года на родине не был, — долго он скорбел. – Неужели же  Господь не простит?

Вытаскивает из тумбочки два больших альбома:

— Посмотри труды мои, труды Миссии.

И действительно, сколько фотографий, сколько храмов там построил! Миссии, школы построил. Все эти альбомы.… Говорю:

— Батюшка, я вас уважаю, но не могу.

— Ну, хорошо. Приходи хоть на беседы, я одинокий тут. Прислали меня сюда, я архиерею подчинился. А куда мне больше деться? Я приехал, а тут вижу…. Я и сам не хожу в храм….

Этот отец Садок архимандрит, который бы в Китае, со мною беседы вёл. Там невозможно было пройти. Попадья протопресвитера, не дай Бог, только, она никого не пускала. В день Пасхи и Рождества христова начинала стирать, стирку разводила. Как нарочно такое делала. Если архимандрита уже привезут в собор, то там тогда и поисповедует, а домой никого не пускали. Или, может, КГБ так приказало, он же всё-таки эмигрант. Хотя он с 1907 года в Миссии жил, какой он эмигрант? Он не эмигрант совсем.

Митрополит Виктор был, тот эмигрант. Белый офицер колчаковский, был полковник. А, Митрополит Виктор…. После, как советская власть лопнула, и Вавилон распался, стали рассказывать. Те, что там жили сторожа, которые обслуживали, как каждую ночь приезжал «чёрный ворон» (КГБ). Забирали и чуть не до утра там его допрашивали. Такие допросы были! И допрашивали его…..

В конце он подписал 200 церквей закрыть, когда закрывали, а 70 церквей осталось. И он заболел головой (умопомешательством). И своими красками писал стены. Его спрашивали:

— Владыко, может помолиться по церквям? Чтобы там помолились.

— Не надо за меня молиться….

Человек в отчаяние впал».

Посетитель: «Владыка, расскажите, пожалуйста, ещё о вашем аресте».

Архиепископ Лазарь: «Арест! О! Меня гоняли милиция или, как сказать, власть, или КГБ с 1946 года – мой крестный путь начался. Ну, думали что я, знаете, из-за границы, в возрасте каком-то думали. А я чего – мальчишка был, я не знал где та Америка, ни с чем её едят эту Америку, ничего я не понимал. Ну, были такие клеветуны, что наговаривали властям, а власть конечно….. А, тем более, как мы приехали 20 человек в горы, то, конечно, всё КГБ на ноги поднялось. Ловили меня в горах…..

Когда я познакомился с Владыкой Антонием (Голынским), он катакомбный епископ был, а в ссылке рукополагался в Княжьем Погосте. На нелегальном положении тайно обслуживал катакомбные церкви, общины. Я с ним познакомился в станице Андрюковской на Кубани. Монашки меня познакомили, тоже тихоновцы. Уже как познакомился, он посылала меня за послушание, то туда, то туда….. Я слушался, ездил.

В Ростовской области ококло Калмыкии, прямо на границе почти, там уже калмыков не было, выслали, было село Ивановка. В одних благочестивых людей, тоже тихоновцев, ипцешников, я проживал в зимнее время в 1950 году. Написал я Владыке письмо, нужно мне было его повидать, чтобы он разрешил мне приехать. Через некоторое время я ушёл в другое село, на время отошёл. Прихожу, значит, а мне хозяева и говорят: «Вот телеграмма, вас вызывает…». Там шифровано было. И «Владыка» никогда не писали, ничего…. Посмотрел – да, шифрованная телеграмма. Срочная телеграмма. Я уехал через Волгоград. Да ещё сказали эти хозяева:

— Вы через Ростов не едьте. Потому, что какой-то важный человек из Ростова, возможно чекист, приезжал, спрашивал вас.

— Да что вы?

— Да, одет он…. Кашлял сильно. Испугался и спрятался под кровать, растерялся старичок. Думал, что умрёт, разорвётся, но всё-таки не закашлял.

Пришёл председатель сельсовета:

— Кто у вас был?

— Да человек, он уже ушёл.

— А телеграмма у вас? – он уже знал за телеграмму.

— Та только дед старый уехал, — быбы сказали, — он уехал.

А он по кроватью лежит, вот дело было бы, если бы закашлял…. Но, нет…. Председатель сказал:

— Это простые люди. Ну с ними возиться! – и шёл.

Они все эти подробности рассказали:

— Вы через Ростов не едьте, а то могут ввас там зацапать.

Ну, я через Волгоград и на Балашов. В Волгограде пересадка и, значит, поезд прибывал в 12 часов ночи. А только которые с билетами, которым дальше ехать, тем только разрешали в вокзале ночевать, почем-то в то время. А остальные, которые приехали, идите в город.

Я приехал, сразу вышел и ушёл. Шёл по определённому направлению, куда мне было сказано, что туда явись. Я, правда, перед этим постоя: туда ли, или в другое место? Или туда, или туда? Но, раз послушание, думаю, надо послушание выполнять. А мог бы быть я и не захвачен. А может быть и захватили. Нет, захватили бы, потому что они были рассыпаны по всем уже точкам. По городу Балашову людей арестовали, где люди замечены были. Дежурство было. Ну я и пошёл.

Нашёл ту улицу, иду по улице, значит. Вышли люди с кинотеатра, рассеялись, и я тут как раз…. Иду по тротуару, уже, примерно, приближаюсь уже к этому дому, смотрю – сидят две фигуры чёрные. Ночь, хотя и электричество там, но всё равно темно. Я подумал, может это дочь (хозяев) сидит с кем-то. Но потом я перешёл на среднюю дорогу и иду. Иду, поравнялся с этим домом, слышу крик: «Стой!» — а я не обращаю внимания. Но я почувствовал… «Стой!» — настойчиво. Я опять иду, потом третий раз: «Стой!». Слышу – бегут по снегу. Добежали, фонариком посветили в лицо: «Он!»…..

Взяли у меня корзиночку с книжками, запутали. А потом шли, вели меня по улице и отстали почему-то. Эти двое шептались-шептались, а я потихоньку иду-иду. Может быть, мог бы и убежать. Я на то время был очень шустрый, быстрый. А, может быть, и нет. Но я мог бы через дворы. Я уже был в то время опытным, не раз уже меня ловили.

Привели меня к элеватору, позвонили, приехала машина: «А…., мы с ним встречались!» — посадили меня, отвезли меня в КПЗ и начали допрашивать о Владыке:

— Вот этого человека занешь?

— Нет, — хотя вот так передо мною его карточка.

— А вот этого знаешь?

Он уже в тюрьме, доска (на груди), фамилия, имя, отчество, год рождения и номер. И боком, и в профиль. Но ещё была не бритая борода и воолсы.

— Не знаю.

— А не врёшь?

— Я вам говорю….

— А если врёшь? Ты для себя хуже делаешь.

— Что я говорю, вы записывайте. Какое вам дело ко мне?

И начали:

— Ты признайся!

Начали допытываться. Слова хулиганские всякие, хулиганские слова начали применять. Я сказал:

— Если так будете выражаться, я с вами больше разговаривать не стану. Что хотите, то и делайте.

Замолчал. Они так и так, ничего не могли, а потом:

— А у нас средства есть, заговоришь!

Принесли нашатырный спирт, вату, ремень. Стул был с высокой спинкой. Взяли меня, связали за стул, вату напоили нашатырным спиртом и под нос, а рот закрыли мне. Обступили меня чекисты и держали. Я надышался и упал без сознания. Когда очнулся – я на полу лежу. Подняли меня, отвели в камеру.

В 10 часов на следующее утро допрос. И такие допросы, фотографии, с кем я фотографировался. Все мне (показывали, а я):

— Это не я.

— Да как же ты врёшь! Это ты!

— Нет, это не я. Мало ли похожих людей.

А там я с монашками фотографировался. Они же изъяли при аресте всё это. За Владыку не признавался. Решили меня везти в Саратов, где они сидели в КГБ.

В час дня, на третий день, машиной отвезли меня на вокзал и (поместили) в вагон заключённых. Увезли…. Привезли на следующий день, собрались чекисты, кэгэбешники и начал один допрашивать. Следователь нехороший, злой, матерился во всю. Страшный был человек…..

Вытащил с тумбочки крест восьмиконечный, как старообрядческий, и перевернул головой вниз, и допрашивает. Меня сильно крутило.

(Комментарий: Это явный признак того, что следователь был оккультист и он открыто применял колдовские сатанинские приёмы при допросе- Общ.)

— Я не буду разговаривать, раз вы так кощунствуете.

— А ты признавайся.

— А чего я буду признаваться?

— Знаешь Антония?

— Не знаю. Никакого Антония не знаю.

— Мы всё равно добьёмся.

Он куда-то ушёл. Через некоторое время приходит.

— Пойдём.

— С вещами?

— Нет, не с вещами…. Ты думал так отсюда и вырвешься?

Я в плаще, как был по-дорожному, так и оделся. Захожу в большой зал. Вдоль стенки стоят стулья и двенадцать чекистов сидят, нога за ногу. Не знаю, какого чина. Я тогда не разбирался, да и вообще…, нельзя было рассматривать. Длинный т-образный стол, сидит страшный злой следователь, а на торце сидит старичок. Подвели меня: «Станьте!» — я стал. «Повернитесь!» — повернулся. «Встаньте!» — на него (старика). «Повернитесь лицом» — (ко мне). И два чекиста, один оттуда смотрит, а другой отсюда, чтобы мы не перемигивались, знаки условные не делали. Я взглянул – Владыка! Борода снятая, волос снятый, только усы. В очках. И так ласково, добро смотрит. Я бы и не узнал его, но по глазам узнал. Худющий, худой, весь синий. За месяц довели его…..».

Посетитель: «Это какой Владыка?».

Архиепископ Лазарь: «Антоний.…… И спрашивают:

— Знаете?

Я стал в нерешительности: что делать? Думаю…. Спрашивают в Антония:

— Знаете?

— Да. Это мой ученик. Федя.

Ну, значит, благословение взял. Раз он арестован…., значит, безопасно. Всего обделали (обстригли). Если бы он там не сидел, хоть убили бы, не признался. Это грех. В катакомбах считался грех, иудин грех, страшный грех, предать, тем более, святителя, указать. Значит, Церковь предать. Хоть и кого, хоть и простого мирянина. Так врать не разрешалось. Но ради Церкви мы могли сказать и неправду врагам Церкви.

— Почему ты врёшь?

— Потому, что мы не обязаны врагам Церкви говорить правду. Это для нашей Церкви опасность большая. Я за того, за того скажу – и выбьют всех.

Как и было: целыми областями, эшелонами отправляли людей в ссылки в Сибирь. Ещё люди есть живые в Воронеже. Два человека ещё остались в живых. Как раз их ещё с малых лет с семьями увезли в Сибирь.

В КГБ я сидел 6 месяцев, на допросах. Вызывали так: заснёшь в 10 часов вечера, только заснул – открывается «кормушка» (в дверях). Фамилия, фамилия, фамилия — всех перебудит. Скажет: «Приготовься» — приготовляешься. Вышел, руки сзади — и ведут тебя. Один спереди, другой сзади – два, и ведут тебя. В какой кабинет, на какой этаж.

Вот там, однажды, привели меня после того, как я только заснул. Молодой был, всего 19 лет. Прихожу, посадили меня на стул. Меня всю ночь трясло, я не мог….. Следователь сидит пишет, глянет – пишет, ни одного слова мне не задал, ни вопроса. Пишет – глянет, пишет – глянет, а меня (колотит) до самого утра. Пока уже подъем…. Меня привели, хотя мне бы надо поспать, отдохнуть.…… А на следующий вечер тоже самое. С 10 до 6 часов утра. А днём не дают спать. Не имеешь права даже полотенцем прикрыть лицо – электричество день и ночь горит. В камерах и подвалах такое было. Выводили только днём на прогулку. (Вверху) досками загорожено – доски, здания. Солнца я не видел. Сколько я там был в тюрьме, я солнца не видел, какое оно и есть. На прогулку выйдешь, руки назад и чтобы не останавливался, (по кругу) ходишь, ходишь… Круг только остановился, (сверху) сразу крик (стрелка) – приходит надзиратель, сразу тебя в изолятор сажает.

После шести месяцев, значит, нас всех вызвали, зачитали 206 статью. Тогда такая была об окончании следствия. Зачитали – всё там: протесты, лжи, неправды приписывали, так делалось тогда.

Перевели меня потом в другую тюрьму, режимную тюрьму. Уже после следствия, до суда…. Эта тюрьма, говорили, была построена Столыпиным. Стены метровые, покрашенные в чёрный цвет, потолок конвертом – если кричишь, дальше не слышно. Окна с решётками, но уже с 1937 года, мне сказали заключённые, намордники повесили – щит деревянный, чтобы солнца не видать. Перевели меня в камеру. Там были такие, с которыми я встречался в следственной тюрьме. Чувствовали, что там были провокаторы, это чувствовалось. Сажали туда и провокаторов и развратников, кого только ко мне не сажали, чтобы обработать. Долго не стригли волосы, хотели использовать в своих целях, но не удалось… Не поддался никакому «воспитанию» — «это фанатик», написали. Написали «ОСО», написали красным карандашом в деле, это я уже в камере узнал.

И вот, когда я шесть месяцев просидел в этой тюрьме, вызывают меня и объявляют: «Вы приговорены к 10 годам за пропаганду и принадлежность к ИПЦ – Истинно-Православной Церкви, тихоновской. Они Патриарха Тихона вообще (не могли терпеть) – они становились злые и их трясло. А к Патриарху Алексию I с таким уважением и пафосом – «ПАТРИАРХ АЛ`ЕКСИЙ» (ударение всегда на букве «е»). И мне до сих пор, если говорят «АЛ`ЕКСИЙ», то мне представляется, что это чекист – они только и называли не «АЛЕКС`ИЙ», а «АЛ`ЕКСИЙ», ударение делали…. Или по своей церковной неграмотности, или пароль был такой.

Потом приговорили…, этапом в Караганду на пересыльный, а потом по лагерям рассылали. Некоторые в угольные шахты попали, кого куда раздёргали. Мы на стройке были. Зимой 30-40 градусов мороза, а нас штукатурить заставляли на улице, а оно следом и опадало. Издевались просто….

Потом я попал как доходяга. Уже…, какое там питание….. Тюремное питание: если ты не выработаешь норму, урезают тебе (паёк), урезают.… А что-то сказал – в изолятор на 3-5 суток….. почти голым.… А изолятор – это был почти бетон сплошной: стены, пол и потолок. С железной дверью, с «кормушкой» — окошечко такое без стекла, с решёткой, вот и всё…..

И сколько праздников я протестовал, не выходил работать….

— Почему ты не выходишь?

— Потому, что я православный, не положено…. Двунадесятый праздник… не пойду я работать…

— А….. не пойдёшь!? – и в изолятор на трое суток. А если что-то сказал протестуя, значит на пять суток. Вот и сиди там…. Ни сесть, ни лечь, ничего…., на ногах всё время….

В Саратове я сидел….. Уже после следствия меня сажали на 7,5 суток. Это в воду сажали… Я написал письмецо отцу краской, известил, где я нахожусь. В случае если я пропаду…. В мою камеру посадили босяка-вора. Он принёс, значит, бумажку, как-то сумел… Они то умеют прятать…. Бумажку.., она такая, жёлтого цвета. Я написал: «Дорогой папа! Я нахожусь…»  — там-то и там-то…., в тюрьме… и адрес указал. Заклеил хлебом. На прогулку вышел…. Камушек взял, нитками привязал в камере ещё. На прогулку вышел и кинул, а сил то не было. А заборы то вон, какие я должен был перекинуть. А оно на проволоке и повисло…  Стрелок взял, принёс…. Меня тут же сорвали с прогулки, увели в камеру. Потом привели к следователю. Начальник режима тюрьмы вызвал и давай меня обрабатывать. И тоже ругался и кощунствовал всячески.

Я сказал: «Если вы будете так кощунствовать, говорить такие слова, я с вами не буду (говорить)….» — и отвернулся от него, стул повернул и не стал с ним разговаривать. Кощунствуете, … разговаривайте нормально – я буду отвечать, а так… босяки…. Это как поганые уличные пьяные мужики.

Он меня приговорил на 5 суток. Вызвали меня, обыскали, хотя, что там искать…. Вызвали меня в комендатуру, раздели меня догола. Надели на меня брюки марлевые, покрашенные в чёрный цвет, и сорочку такую же. Валенки дали, валенки такие здоровые, с дырами, сырые. Думаю, пропал я….. Ну, ничего…..

А надзиратель, который должен был меня отправлять в подвал, задержал мою шапку, зимнюю шапку задержал. И так её за собою и держит. Проговорили (ему): «Веди его!» — он эту шапку взял и понёс её за мною. Опустились в подвал, где расстреливали. Смертников там держали. По одной стороне, значит, смертники, а по другой – изоляторы. Открыл камеру, всунул меня, а там вот так воды в камере… Камера опущена ниже порога, а там такое…. Там был такой лёд, он был, как будто уже начинал растаивать, что надо было его счищать только. Ну я, что – написал на стене крест восьмиконечный и стал петь. Пел, пел, а потом я уже охрип…»

Посетитель: «А что вы с шапкой сделали?»

Архиепископ Лазарь: «Да….. А там ничего нет. Ни сесть, ни лечь, ничего…. В 12 часов ночи отбой. Приносят с двух досок щиток, кладут почти на воду – и ложись. Ни постели, ничего….. И лежишь….., зуб на зуб не попадёшь.

Он мне то надзиратель сунул шапку, и я той шапкой спасался. К стенке нельзя прислониться, ноги то устают. А в дверях сделана щель (длинная). И оттуда почему-то ветер дует. Нагоняет ветер холода. Так я положу себе шапку на горб (спину), облокочусь, упрусь и отдыхаю…, или на дверь.… А сесть не на чем. А в 6 часов утра приходят и щиток убирают. И так я 7,5 суток просидел. Уже как то пришёл надзиратель, и я ему говорю:

— Вы мне скажите: вы меня приговорили на 5 суток, а я уже 7,5 суток, почему? Если мне прибавили срок, то значит, должны мне объявить.

— Чего же ты не говоришь?

— А что, вы не знаете? У вас же всё расписано.

— Да, действительно….

Выпустили, открыли. Из-за тепла я обомлел, упал в обморок. Мне то только стакан воды давали.… А раздатчица, женщина русская, саратовская, как заплачет: «Да чего же молодых людей калечат?». Так жалостно-жалостно.… Отправили меня в камеру….

А там этот преступник, что 20 убийств имел, 20 побегов имел, попал по 58 статье за измену Родине – сдался немцам. Во время войны политруки ездили и вербовали заключённых, у которых малый срок. На передовую – срок прощается, вы освобождаетесь. Этот вор договорился со своей бражкой – кто был вор, подняли руки…. Их обмундировали и на передовую, а они сразу подняли руки и их немцы забрали, и отвезли в Германию. И начали учить, так как попал он в шпионскую школу, чтобы сюда забросить. Но он не успел: «Жили мы в помещика, морды вот такие были! А, когда советские войска уже приближались, нас сунули в настоящие лагеря, где сидели русские военные…. Те то вот какие: с проваленными глазами, мёртвые почти, а мы во какие! Чекисты то понимают…. Пришли чекисты, снимали допрос, кто, откуда, отправляли в Россию. И мы за свою деятельность…» — и попал он на 9 лет в Камчатские лагеря. Они целый вагон людей пустили под поезд, грабёж был. Людей под поезд спускали, их целая группа была.  И ему 9 лет дали, тогда очень мало давали за убийства и воровство, по 58 статье: «И я туда попал. Если меня не расстреляют, я убегу. Может, если расстреляют, тогда другое дело….».

А его привезли с Камчатки потому, что он сам был саратовский. Я спрашивал, когда он познакомился со мною, (увидел), что я не стукач, один на один. Полтора месяца с ним держали…. В разговоре я (спросил):

— А как ты попал в воры?

Меня советская власть сделала.

— Почему?

— А потому, что в 1930 году вся моя семья была выслана, и даже маленькие дети высланы,… зимой… Я пошёл в другую деревню к родственникам, побыл, прихожу – не узнаю свой дом. Окна выбиты, двери выбиты, в доме ничего нет, только стекло битое и щепки…. Я к соседям. Соседи от меня прячутся, не хотят со мною разговаривать, какой-то страх…. Потом пошёл дальше, мне говорят: «Ваших выслали…. Детей прямо в окна выкидывали».

А я остался. Меня люди боялись пускать ночевать в деревне. Пошёл я на вокзал, думаю: поеду я в Саратов, в город, там всё-таки как-то проживу, устроюсь, может быть, на работу. Куда? На рынок просить милостыню – мне никто не даёт. Голодовка такая… продают…. Присмотрелся: мальчишка потянул у бабы какую-то еду. Смотрю, давай и я так, не буду с голода умирать, 14 лет, мальчишка. Во! Жить уже можно. И стал уже потягивать. Те мальчишки увидели, что я такой6

— А ну, иди сюда. Ты откуда?

— Да я саратовец.

— А чего?

— Да вот моих родителей выслали и я не знаю, куда и что.

— Да и мы такие. А у тебя здесь есть логово, ночёвка?

— Да нету.

— Ну, пойдём с нами.

Я и пошёл.… Стала бражка соя, делили каждому поровну. Познакомились со старшими ворами, и я воровской «институт» окончил. Вы не думайте, что мы воры такие, необразованные…. И они самых способных людей выбирают воры. И кого куда: кого в карманщика, кого банк обворовать, каждого по способности. Посылают уже на испытательный срок. И я уже 20 раз был арестован, 20 раз убегал, и 20 убийств. Но я не людей убивал, а надзирателей, которые охраняли. Надо очистить.… И тех убивал. Мне человека как блоху задушить, ничего не стоит, а тебя мне почему-то жалко…..».

Я от него освободился, он начал бушевать. Я посылок не получал, сам был на тюремном пайке. А им это не по себе, они должны что-то….., жить как-то по-другому. У меня носки тёплые распустил и «коня» сделал. Это там верёвка длинная, камушек привязывается, и вот они попадают им в какую нужно камеру (в окно). И попадают, а там сидит человек, который посылки получает. Они его обдерут, разделят (каждому) поровну: сахар, хлеб или чего там… И навязывают на этого «коня». О! Жить можно.… Вот какое дело было….».

Посетитель: «Владыко святый, вы упоминали, что там мусульманин старик сидел…».

Архиепископ Лазарь: «Уже таких мне, таких (заключённых) бросали…. Я уже жизни своей не рад был. Такая тягость была на душе, куда бы я делся…. А деться то некуда…. И хоть бы какого мусульманина или какого сектанта (посадили в камеру), уже надоело мне…. Через некоторое время бросили ко мне татарина, муллу. Так он, как утро, молится и молится…. Меня он и не трогал совершенно. Я только и отдохнул, он меня не трогал.

А в лагере со мною сидел глубокий 90-летний старик, видимо муфтий, какой-то узбек, с длинной бородой, белый-белый. На голове чалма и всё вечно молится. Значит, срок его кончился, а срок – 25 лет отсидел. В 1930 году посадили, а это уже в 1955 году.… Послали в Москву: уже срок отбыл, куда его? Месяца два ждал, пока ответ придёт – 25 лет ещё сидеть….. А он заплакал бедный, руки поднял и: 2Аллах, Аллах, за что же ты меня так обидел?» — и заплакал, заплакал старик. Это мусульманский муфтий, видно. И такой мудрый-мудрый – всё сидел молился. Старик, он уже никуда, он уже на работу не годился».

Посетитель: «Владыко, вы упоминали, что после тюрьмы в Глинскую пустынь попали. Как вы попали?».

Архиепископ Лазарь: «Да попал…. Знаешь сколько рассказывать? Это невозможно, это надо неделю рассказывать, сидеть…. Да, попал в Глинскую пустынь, монастырская жизнь….».

Посетитель: «Послушание….».

Архиепископ Лазарь: «Послушание….., нёс клиросное послушание, нёс я, на общих я был, на пекарне был и поваром был».

Посетитель: «Сколько?».

Архиепископ Лазарь: «Я не помню, сколько я там был».

Посетитель: «Вы в подряснике там были?».

Архиепископ Лазарь: «Нет, подрясника не давали, я в халатике ходил. Смотрели, смотрели…, я же там не причащался.… И монахи начали всякое говорить: и лампады у него сами светятся…..

Я уже терпел-терпел и Владыке Афанасию (Сахарову) написал письмо. А я с ним переписывался до Глинской пустыни. Он тоже сидел…. 32 года мытарил…. По лагерям, ссылкам, тюрьмам и сдался. Вот каких людей…., какие люди падали…. Он в числе непоминающих епископов был. А потом пришёл, освободился…., с Алексием….. Сам написал….., с Алексием вступил в евхаристическое общение и его на покой отправили. Станция Петушки, Владимирская область, там и проживал. Так я написал ему письмо, пожаловался. И он прислал мне письмо и письмо настоятелю отцу Тавриону. Тогда он в это время настоятельствовал. Тогда они совсем переменили ко мне отношение, совсем…. Отец Андроник….., о.…… Да я ему и спину мыл, и келейником был, в Курске он одно время был…. Вот такое дело.

«Он живой?…. А мы думали, что его расстреляли, а он живой оказался….» — и он защитил меня всё-таки…. Владыка Афанасий….. Царствие ему небесное….. В 1962 года 28 октября скончался….. Телеграмму мне прислали, когда он скончался, я с ним переписывался.

Да, и вот, вызывает меня отец телеграммой, что он при смерти. Я отпросился поехать на Кубань, отец старый и больной был. Ну, там я побыл сколько, неделю, или ещё несколько дней… Возвращаюсь, а это осень была, сентябрь, в начале октября… Приезжаю, все, кто поступили со мною, все в подрясниках. А я так хожу на клирос, пою. Но я на это не очень (обращал внимание). Смотрел о. Андроник, смотрел, а потом мне:

— Зайди ко мне в келью.

Это духовник монастыря был, старец, это действительно раб Божий был. Вызвал меня и в кельи говорит:

— Знаешь что, я бы тебе дал подрясник, но уполномоченный не разрешает – список дали.

— Уполномоченный? Разве всё это от уполномоченного? Я и ниточки от них не хочу…. Не надо мне ничего, — а я уже был постриженный.

— Я знаю, что ты постриженный. Но я беру уже на себя.

Взял себе подрясник, пояс, скуфейку и чёточки – дал мне. Ну дал, ладно…. Стал я ходить – он мне не благословил, молитвы не читал, я уже был инок, только тайный. Я монахам ничего не говорил, только Андроник знал и настоятель.

В Великую Пятницу вызывают 25 человек в район на допрос. Мы вышли с церкви после 12 Евангелий, нужно было идти. Ну, я последний, уже отстал, думаю: пусть они проходят, а потом я. Не тут-то было! По алфавиту я то первый оказался – иди, иди сюда. Ну что, воля Божья!

Прихожу…. Прокурор, начальник милиции, паспортистка и уполномоченный по делам религии из области.

— Ты почему здесь живёшь?

— А что, запрещено что ли?

— Мы для своих открыли здания.

— А….. Спасибо что вы пояснили, что вы для своих…. Я вам даю слово, что я уеду и больше сюда не появлюсь. Но Пасху я всё равно отбуду, как хотите, хоть убейте тут на месте.

А они хотели, чтобы я в Великую Пятницу в 24 часа…. Выехал…. А я что, буду в дороге? Тут уж нет! Меня в лагере не сломили, а….. Бросался такой маленький низенький жидок, кидался прямо. Я говорю:

— Вы меня не пугайте, я уже там был.

— Я тебя загоню, где Макар телят не пас!

— Я оттуда только. Чего вы меня страшите? Не пугайте, я этого ничего не боюсь. Господня земля и исполнение ея.… И всё!

Они паспортистке приказали: выпиши его оттуда. Паспорт взяли, выписали, там была прописка Глинской пустыни. И я, вправду, пришёл уже вечером. Это уже было на второй день под Пасху. Вызывает меня отец Серафим, не Таврион уже был, а Серафим. Говорит:

— Вот, брат Феодор, приходили власти, — хороший старичок, раб Божий, старинный ещё монах, — говорят, чтобы тебя в 24 часа отправить. Но, знаете как, вы не ходите на клирос, в углу постойте, чтобы они не видели. А то придут, следить будут.

— Хорошо.

Я так постоял в уголку, что и незаметно. А на второй день уже служили молебны напутственные и я отправился. Больше я….., то ж к Владыке Зиновию поехал».

Посетитель: «А за Луку Войно-Ясенецкого какой вам следователь говорил?».

Архиепископ Лазарь: «Это не мне, а нашему катакомбному батюшке отцу Тимофею. Когда их поймали и арестовали, то их хотели «ломать», в кавычках. А он говорит им:

— Мы только и призваны в тюрьмах сидеть. Что вы нас пугаете?

— О! Мы не такого «зубра» сломали. Вон, Войно-Ясенецкого сломали, а вас мы…..

— Бог не даст, свинья не съесть…..

Было им….. Как подняли:

— Так что, мы свиньи?

Это чекисты…. Посадили в изолятор, конечно. Это обычное дело. Вот, что я мог кратко рассказать хоть что-то…..».

Посетитель: «Даже бесценно… для людей».

Архиепископ Лазарь: «У меня и справка есть, что я сидел. Тут клеветы наводили. Кастецкий, это отец у него был начальник всей Одесской области. Ну, всё это конец…., хватит».

Источник: https://ripper2013.livejournal.com/?utm_medium=endless_scroll