Православная американка Ирина Борисовна Русанова известна редакции «Благовеста» по активному участию в работе интернет-конференции нашей газеты. Недавно Ирина Русанова приезжала в Россию и передала собственному корреспонденту «Благовеста» по Москве Владимиру Мельнику для редакции безценный дар: части креста с могилы известного американского Православного подвижника иеромонаха Серафима (Роуза) и маслице от мощей Святителя Иоанна Шанхайского. Незаметно деловая встреча перешла в интервью. Ведь наша собеседница волею судеб хорошо (и не понаслышке) знакома с Православной жизнью в стране за океаном.

— Ирина, расскажите о себе, о своей семье, о прежней жизни в России.

— Моя мать — немка, сосланная в Сибирь во время Второй мировой войны. Отец был коммунистом, в свое время являлся инструктором обкома партии. Был он совершенно неверующим, так что выросла я в семье атеистов. Только бабушка моя была верующей. Мне кажется, что и малое способно спасти человека: когда мы уходили или ложились спать, бабушка нас крестила, и я думаю, что именно этим крестом она нас и спасала.

Я уехала из России в 1978 году, с третьей волной русской эмиграции — из Санкт-Петербурга, вместе с моим первым мужем, режиссером ленинградского ТЮЗа. Год мы прожили в Риме. Потом уехали в Америку. Там я познакомилась со своим вторым мужем, который раньше работал в ансамбле «Веселые ребята». Он русский, Православный. Ко времени знакомства со мной у него созрело решение уйти в монастырь. Он приехал в Нью-Йорк, в Синод Русской Зарубежной Церкви — просить благословения на монашество. Но так уж получилось, что там мы встретились. Он привел меня к Владыке Григорию (Граббе), который меня крестил и благословил нас на брак.

Мой путь к Православию был долгим. Я думала о протестантизме, год работала в католической украинской семинарии в Риме. Но думаю, что во всем случившемся была Божья воля, а не мое только решение. Я стала Православной.

— Чем отличается духовная жизнь Православных людей в Америке?

— Сытостью.

— Они нуждаются в Боге?

— Трудно сказать. Одна женщина пришла в Православный храм потому, что искала, где же к Святым Дарам относятся как к Истине. В Америке ко всему относятся символически, в том числе и к Священному Писанию. В Америке даже русские нередко ходят в церковь как в клуб. Духовности там почти нет. Мне и моему мужу, во всяком случае, очень сильно ее не хватало.

— Кто ваш духовный руководитель?

— Духовное руководство я нашла на… Украине. Причем встреча с нашим духовным отцом была ни чем иным как чудом. Он нас намного младше. Монах с восемнадцати лет. Он сам был духовным чадом сначала матушки Алипии, а затем окормлялся у отца Николая Гурьянова.

— Как живут Православные в США?

— В достатке. К церкви тянутся те, кто страдает, а страдают в Америке немногие. Не всегда понимают пост. Были случаи, когда надо мной смеялись за то, что я пощусь и постятся мои дети. В общем, отношение к религии в Америке потребительское.

А много ли Православных в США?

— В сравнении с баптистами, конечно, нет.

— А как живете вы?

— Мы ездим в церковь за 35 миль (это около 50 км), что нелегко. Младший сын с четырех лет прислуживает в храме.

— Как видится Россия из Америки?

— Я вижу Россию страдающей на кресте.

— В России сегодня поневоле усилились апокалиптические ожидания. А для сытой, как вы говорите, Америки апокалипсис, наверное, кажется далекой сказкой?

— Об этом ставят много фильмов в Голливуде. Лично я отношусь ко всему этому значительно проще. Ведь Страшный Суд может наступить для каждого из нас в любую секунду. У нас была своеобразная секта, жившая при монастыре. Их называли апокалиптиками: они жили апокалипсисом, изучали травы и многое другое, чтобы выжить во время пришествия антихриста. Мне кажется, что это просто неразумно, так как мы должны жить сегодняшним днем. А замедлять приход антихриста мы должны только молитвой и постом, своей жизнью.

— Чем вы занимаетесь в Америке?

— По благословению нашего духовника мы помогаем ему в восстановлении монастыря. Для этого я открыла благотворительный фонд. А русские люди жертвовать не любят, жертвуют недостаточно. Поэтому мне пришлось заняться бизнесом. Рядом с нами есть городок, в котором едва ли не сотня картинных галерей. Я побывала там и пришла к выводу, что русская художественная школа гораздо сильнее, причем не только в техническом, но и — в еще большей степени — в духовном плане. Нам захотелось и показать то, что могут русские, и заработать денег. Часть денег от продажи картин пойдет на монастырь. Я покупаю картины в Москве, Пскове, других городах России и продаю в Америке.

— На каком языке идет служба в вашем храме?

— Служба идет на английском языке. Наш батюшка испанец по происхождению. Двадцать лет служил в Антиохийской Церкви. Образование он получил в католической семинарии, потом принял Православие. Для него и поныне Православие во многом странно, он еще учится быть Православным. Он хорошо знал отца Серафима Роуза. Так вот, батюшка всегда говорит такую фразу: «Смотрите, как русские завязывают шнурки». Ведь в русском человеке осталась все-таки впитанная с молоком матери — если не духовность, то принадлежность какая-то.

— У каких Православных святынь в Америке вам удалось побывать?

— На мощах Владыки Иоанна (Святителя Иоанна Шанхайского) я исцелилась. Я заболела в 1992 году каким-то вирусом. У нас с мужем не было страховки. Я пролежала с температурой 41 градус восемь дней. Меня должны были срочно отправить в госпиталь, болезнь перешла в воспаление легких и почему-то… порок сердца. Проболела год тяжело. А когда прославляли Владыку Иоанна, я поехала на праздник и там вспомнила притчу о кровоточивой. С некоторым дерзновением стала припадать к мощам Владыки Иоанна: «Владыка, исцели!» Служба была семнадцать часов, усталость была невероятная. Но самое обидное тогда было то, что я ничего не ощутила, прикоснувшись к мощам. Тем не менее, когда в России меня осмотрели доктора, которые ставили мне год назад страшные диагнозы, они констатировали: легкие чистые, и порока сердца нет.

— Вы упомянули иеромонаха Серафима (Роуза). Что можете рассказать о нем?

— В Америке об отце Серафиме (Роузе) почти никто не знает. Знают о нем в России. Даже до нас доходило это очень мало. Как-то мне привезли его книжки, но из России. Я прочитала их. В первый раз на его могилку я попала на праздник св. Екатерины в 2001 году. Место там совершенно удивительное, замечательное. Гора безлюдная, маленький монастырь. По белому снегу бродят дикие павлины. Садятся на деревья и кричат. Из-за этого крика их пытаются даже изгнать с территории монастыря, но безуспешно. Настоятель монастыря — отец Герасим. В этом монастыре вас встречают с любовью и лаской. Служба идет на английском языке и немного на грузинском.

— Почему?

— Сначала они были в Русской Зарубежной Церкви. Отец Серафим и его сподвижник отец Герман были духовными чадами Владыки Иоанна Шанхайского. А потом монастырь перешел в Сербскую Церковь.

— А в каком состоянии мощи Святителя Иоанна?

— Нетленные. Немного потемнели, но нетленные.

— Что вы можете сказать о жизни вашего прихода?

— По понедельникам батюшка читает нам, так сказать, «теорию Православия». Но, к сожалению, все это остается в сфере схоластики, в теории. Например, новоначальным предлагается читать Добротолюбие. Мне тоже дали, но я все еще на второй странице. Исповедуются и причащаются люди еженедельно. Правда, действуют значительные послабления. Люди практически не постятся перед причащением.

— А каковы ваши впечатления о русских Православных?

— В первый раз я приехала в Россию в 1993 году. Заходила в Псково-Печерский монастырь. В русских церквях меня всегда поражало терпение русских бабушек. Это было в первых числах ноября — читалось Евангелие о богаче и Лазаре. После службы батюшка 45 минут говорил проповедь. И бабушки слушали эту довольно долгую проповедь, стоя на холодном полу. И как слушали! У них стояли слезы на глазах. Ни один человек не вышел. Для меня это было потрясением! Из нашего сытого далека нам это видеть полезно.

— Вы близко знали Хранителя Монреальской Иверской иконы Хосе Муньоса. Расскажите о нем.

— Раньше мы не знали, что он принял тайный постриг и в монашестве носил имя Амвросий. Мы были довольно близко знакомы. Я к нему очень хорошо относилась. Всякий раз, когда мы встречались, он говорил одну и ту же фразу с сильнейшим испанским акцентом (он говорил по-английски плохо): «Ирина, я молюсь за тебя и за всю твою семью». И это было странно, потому что у нас в семье пять человек, а у него своих крестных детей было 50 человек! Молитвенное правило у него занимало девять часов в день.

— Не случайно Божия Матерь явила ему такую Свою милость?!

— Ой, нет! Совсем не случайно! Это был человек особый. У него вообще жизнь интереснейшая. Его никогда не было видно на молебнах у иконы. Он был действительно скромнейший человек и всегда стоял где-то сзади. И всегда был очень доступен. Мы были на самом первом акафисте, который служился в Синоде после открытия иконы, в нижнем храме. Это было начало апреля 1983 года. Икона мироточила, было видно, как струйки миро стекали… Это было в Нью-Йорке. А сам Хосе жил в Канаде. На самом деле у него не было где голову приклонить. Он пятнадцать лет ездил с иконой по всему белому свету. Не был только в России. В Россию митрополит Виталий (ныне митрополит Виталий разорвал общение с Русской Зарубежной Церковью, которую сейчас возглавляет митрополит Лавр — ред.) его не пускал. Вплоть до того что грозил не допускать до принятия Святых Таин. Место, где Хосе побывал с огромным удовольствием, была Болгария. Там собралось у иконы десять тысяч человек! Хосе никогда такого не видел! Не видел такой веры! Никогда не сталкивался с таким стечением народа!

— Ирина, расскажите, какой он был в жизни?

— У него была большая-большая ладонь, мягкая-мягкая рука. Всегда теплая. Человек он был добрый и высокого роста. Около него возникало чувство домашней теплоты какой-то. Одна моя знакомая, которая говорила с ним один лишь раз, сказала такую фразу: «С ним говоришь так, как будто ты для него самый важный человек на свете». У него была какая-то совершенно необыкновенная сердечная любовь к каждому. Он каждому готов был помочь. Мы просто уже стеснялись его безпокоить. Его ведь буквально разрывали на части. Он был у нас в доме. И Монреальская Иверская была у нас в доме.

— В Калифорнии?

— Нет, еще в Нью-Джерси. Он нас приглашал к себе, но мы не успели. Его убили. А когда он уже был мертв, его страшно оклеветали.

— Как все это случилось?

— Хосе принял страшную мученическую смерть. Когда открыли тело, видно было, что у него разорван рот, руки были связаны и веревки въелись глубоко в распухшие руки. Его мучили. Потом его страшно оклеветали, обвинили в гомосексуализме! А этого никак не могло быть, ибо он был — воплощенная чистота. Сама Божия Матерь доверила ему Свою чудотворную икону.

— Какие отношения у Хосе Муньоса были с Синодом Зарубежной Церкви?

— Владыка Виталий много лет хотел отобрать у него икону. Митрополит Виталий почему-то считал, что икона — не его собственность. Длилось это очень долго. Хосе был очень расстроен. А он был человеком больным, у него был сахарный диабет. Он никогда никого не осуждал, но возмущаться он мог. Ведь он был испанец по происхождению. Однажды он рассказал о том, как он был в Сан-Франциско… Дело в том, что митрополит Виталий был убежден, что его хотят отравить. И он попросил Хосе ему постирать (ему-то он доверял). Хосе говорит: «Владыка Виталий, но ведь если вас отравят, вы умрете смертью мученика». Владыка не мог этого понять.

— А как складывались отношения хранителя иконы с паломниками к иконе?

— Всегда к нему много людей шло. Его просто разрывали на части, всем хотелось с ним поговорить. Денег у него никогда не было, и мы ему как-то сказали: «Поезжай в Россию, мы оплатим поездку». Он так всегда мечтал об этом. Хосе был первым, кто сказал мне о том, что в России есть старцы.

Нас всегда убеждали, что старцев нет, что старчество закрылось, кончилось и никогда не возродится. Был такой отец Киприан — он расписал все зарубежье, известнейший иконописец. Я хотела с ним поговорить, начала задавать вопросы… Он говорит: «Ирина, да ты старцев хочешь. Старцев нет». Я запомнила — старцев нет. А они, оказалось, есть. И всегда были.

— Хосе жил служением Богородице?

— Да. Хосе часто говорил: «Я не могу строить планов. Икона идет туда, куда хочет». Он смирился с этим и жил без своей воли, только по воле Царицы Небесной.

— Какая черта характера в нем была основная?

— Терпение. Ему доставалось при жизни от всех. Кто-то обвинял его в том, что он пользовался духами, кто-то обвинял в подделке иконы, что он маслом икону мажет… Клеветали на него как хотели, а он человек был очень нежный. Он сносил все это с величайшим терпением.

— Где и как его хоронили?

— В Джорданвилле. Когда Хосе убили, произошла еще одна страшная вещь: его — человека, который пятнадцать лет окормлял святыней все русское зарубежье, — приехали хоронить только два епископа!.. Приехали Владыка — ныне покойный — из Лонг-Айленда — это островок рядом с Манхэттеном; был Владыка Лавр, настоятель монастыря. Приехало человек десять священства и просто миряне. Все-таки хоронили его миряне.

Мы туда приехали немножко раньше. Гроб только привезли, и тело было в мешке. В Америке одиннадцать дней тело перекидывали с места на место — никто не хотел принимать, потому что оклеветали. Все отказывались, никто не брал. Интернет просто пестрил клеветой. При нас открыли мешок. Хотели сначала так и хоронить в мешке, в закрытом гробу. Потом открыли гроб, открыли мешок, показали лицо — его не узнать. Видеть все это было безумно тяжело.

Он знал, что умрет. Они как-то поехали с отцом Александром, бывшим келейником Владыки Виталия, в один монастырь, и фреска Богородицы там начала плакать. Это в Греции было.

— Расскажите какие-то случаи из жизни Иосифа Муньоса. Таково ведь было его христианское имя в крещении.

— Однажды мой муж потерял работу и не работал полгода. Мы лишались средств к существованию: теряли дом, машину, — и тяжело переживали все это. И тут приехал Хосе, и я вспомнила, что давно хотела сделать киот на Иверскую чудотворную икону. Сам Хосе всегда был без денег. Когда он привозил икону на молебен и акафист, то всегда в конце службы батюшка обращался к присутствующим: хорошо бы собрать немного денег, чтобы Хосе мог добраться до следующего места. У него не было никакой собственности, ничего. Ходил он всегда в черной рубашке, черном пиджаке, черных брюках. В Монреале у него была маленькая скромная квартирка. Раньше он преподавал историю искусств в Монреальском университете. Потом он оставил работу и ездил с иконой, и немного занимался иконописью. Так вот, у меня не было денег на киот. Тогда я сняла бриллиантовое кольцо и отдала ему на чудотворную икону. К счастью, Хосе поместил кольцо на икону, и оно много лет было там. Самое интересное, что мой муж после этого моментально нашел работу!

— Иосифа похоронили в монастыре?

— Да, в монастыре, на местном кладбище, около часовни. Поставили черный мраморный крест. Мы приезжали туда зимой, там ветрено, продувное место, свечи на ветру должны гаснуть. Но самое удивительное было то, что после панихиды свечи в моих руках сами загорелись. И потом — крест его даже на морозе всегда теплый, а в некоторых местах просто горячий. Я думаю, что он и сейчас за нас молится.

На фото: Ирина Русанова в монастыре в Платине; келия о. Серафима Роуза; Иосиф Муньос — последний снимок…

Владимир Мельник, г. Москва