Воспоминания о брате Иосифе

Господь, сподобил меня и мою семью часто бывать в Леснинском монастыре. Собственно говоря, духовная жизнь моя и моей жены независимо одна от другой и с интервалом в десять лет началась в этом монастыре.

И первый, от кого я услышал в мой первый приезд в монастырь в 1988 г. о Мироточивой Иконе и о том, что запаха такого в природе не существует и ученые понять ничего не могут, был духовник монастыря архимандрит Арсений (Кондратенко).

 

Илл. 91-92. Бр. Иосиф в бывшей келье о. Арсения. Архим. Арсений (Кондратенко), духовник Леснинского м-ря

А потом, позже, я увидел Хранителя Чудотворной Иконы, брата Иосифа. Но внимания тогда на него особенного не обратил. И вот однажды (весною 1992 г.), приехав в монастырь и оставив свою 6-и месячную дочку спать одну в комнате, мы с женой пошли на службу в церковь, а келья наша находилась неподалёку от бывшей кельи отца Арсения, где и всегда останавливался брат Иосиф. А когда мы вернулись после богослужения, увидели заплаканную Катю и на тумбочке рядом с её кроваткой бумажную иконку Мироточивой Иконы Божией Матери всю в мире (которая с тех пор висит у неё в красном угле). Оказывается, брат Иосиф приходил её успокаивать, так как она сильно расплакалась. С этого момента, собственно, и начинается наше более близкое знакомство.

Илл. 93. Пасхальная трапеза. 1996 г. На заднем плане бр. Иосиф и В. Кириллов

И потом в один день Иосиф предложил погулять нам всем вместе. А однажды, случайно оказались рядом за одним столом во время пасхальной трапезы в 1995 г., причём тогда я, пожалуй, единственный раз видел его за общем столом, обычно еду ему носили сёстры в келью, так как он не очень любил бывать на людях, предпочитая уединение. И вот тогда, мы проговорили на церковные темы во время всего обеда, и оказалось, что позиции наши совпадают.

Илл. 94-95. Леснинский монастырь. Книжный магазин. В. Кириллов

Когда по просьбе Игуменьи я организовал, как говорится, «с нуля» в монастыре книжный магазин (находившийся в большом пустующим и не отделанным до этого зале, где потом происходили не только чаепития для паломников и гостей, но и съезды, беседы, заседания, конференции и т. д.), Иосиф любил туда приходить. Рассматривая книги, он охотно рассказывал о себе, делился церковными новостями, своими проблемами. Вот эти-то рассказы и легли в основу моих добавлений к прекрасному и написанному с большой любовью жизнеописанию болгарских старостильников.

А вообще, брат Иосиф был довольно таки крупного телосложения, скромного вида, простого в обращении, в облике которого не было ничего показного. В его реакциях было что-то детское, чистое и доверчивое.

В нем сочеталась и деликатная скромность, и, в то же самое время, общительность, происходящая от человеколюбия и сострадания. Но он не навязывался на разговоры, видно было, что он человек занятый, углублённый в себя, только редко-редко он мог себе позволить «расслабиться». Но разговаривать с ним было интересно и поучительно и как-то легко и приятно. В разговоре он не подавлял. У него была одна особенность – он всегда был рад тебя видеть, не меня лично, но каждого своего знакомого. У него на всех хватало любви. Когда он тебя видел, глаза его теплели, видно было, что ты ему близок. И так со всеми. Многие считали его своим близким другом, братом, перед которым можно было открыть свою душу, ему довериться. Вот и весь его секрет – он научился любить, сострадать и милосердствовать.

Илл. 96. Духовный отец бр. Иосифа – схииг. Климент

Иосиф любил повторять слова своего афонского старца о. Климента: «Церковь – это, где есть любовь, милосердие и сострадание». И, похоже, что он смог это исполнить на деле. У него не было никакой гордости и превозношения из-за вверенного ему служения. Весь его смиренный вид как бы говорил, что он здесь не причём, он только «носильщик» Иконы. Он не ставил себе это в заслугу, не искал своего.

Хотя ведь по его молитвам Икона начала мироточить, ведь это он, три недели, каждый день читал акафист перед ней, а сколько тайных молитв и воздыханий – одному Богу известно, и всё это стало возможно только из-за большой любви к Царице Небесной.

Произошло своего рода накопление и переполнение его любви через молитву, и Матерь Божия ответила взаимным актом чудотворения. И вся его благочестивая жизнь привела его к этому чуду, а не наоборот. Оно как бы заострило, выделило, очистило имеющиеся добродетели.

Подвиг его был высший: «Нет ничего выше, чем положить душу свою за други свои», сказал Господь. И вот он все эти пятнадцать лет, несмотря на свою тяжёлую болезнь, полагал душу свою за нас, принося нам радость, облегчение, исцеления и мир в души и семьи наши.

И вот мы теперь живы – ожили, а он расплатился за это наше оживление своей мученической кончиной, ибо вся мировая злоба была направлена на него и свела свои счёты с ним.

Где он только не был за это время? В каких только торжествах РПЦЗ он не участвовал? Вот только до любимой им заочно России не суждено ему было доехать. Священноначалие его говорило ему: «рано ещё ехать», да и сам он понимал, куда он пойдет с Иконой? Тайком по квартирным храмам? А в храмы Московской патриархии, как он говорил: «Я с Иконой ни ногой! Нет, мы не воры», говорил он, «Икона должна войти Царскими вратами в Россию».

А с другой стороны, как с самого начала сказал ему игумен Климент: «через 10-ть лет ехать в Россию уже будет поздно».

Народ русский был для него своим народом. Он всегда внимательно следил за тем, что происходило в России, и был в курсе знамении, чудес и прочих действий Божией благодати там происходящих, особенно связанных с его Иверской Иконой. Когда же у него возник спор с одним иерархом в отношении «больного» вопроса о благодати, и тот утверждал, что её в патриархии нет, то он привёл один факт, что «Дух Святой дышит, где хочет», рассказав, что у одной российской старушки, которая получила кусочек ваты с миром от его Иконы и положила его в стакан, то он по её молитвам, стал наполняться миром. Правда, в ответ он получил, что у него, мол, «испанское» богословие.

Иосиф всячески чуждался крайних взглядов, т. н. «сверхправильности». И одним искателям «идеальной» Церкви и, поэтому, покинувшим РПЗЦ, сказал, что «совершенная Церковь только там» и показал пальцем на небо.

Но в тоже время, брат Иосиф умел сочетать совершенную и полную непримиримость к ересям, модернизму и разного рода отступлениям со снисхождением к людям, попавшим в эти сети, которых он старался мягко и дружелюбно увещевать с любовью, никого не отталкивая и не закрывая перед ними дверь. И чистота веры значила для него много, и он ни на йоту не отступал от неё.

Илл. 97. Брат Иосиф Муньос, Хранитель Чудотворной Иконы

У него была большая мечта поехать в Россию и, разговаривая однажды с одним духовным лицом высокого ранга, он предложил ему поехать туда вместе. «Но нас могут там убить» – возразил ему этот иерарх. «Но что же, тогда мы будем мучениками» – ответил Иосиф. Вообще он считал, что, сколько мы бы не готовились, мы никогда не будем готовы умирать, поэтому, он считал, что бояться смерти не нужно.

Илл. 98-99. Копия Мироточивой Иконы, специально написанная бр. Иосифом для России («Благоухающая»)

Специально для России им была сделана копия его Иконы, в которую Иосиф вложил частицы разных мощей, и которая затем в его старом киоте была передана Е. С. Голицыной Архиепископу РПЦЗ Лазарю (Журбенко), проживающему в Одессе. И о том, что так надо было сделать, бр. Иосифу было во сне явление Архиепископа Леонтия Чилийского.

Но не только Россия интересовали его. Вернувшись из Бразилии, с молодёжного съезда, он с большим состраданием рассказывал об ужасах тамошней жизни: о калеках, бездомных детях, трупах на улицах. Он обо всём этом переживал и молился. Любое горе имело отклик в его душе.

Так однажды кушая с одним важным в Церкви лицом в ресторане, он, не выдержав, начал стучать по столу, когда тот стал требовать, чтобы убрали больного, не вполне нормального ребёнка, сидящего не далеко от них со своей матерью.

Вообще он не любил ссоры и интриги, особенно в церковной среде. Для него самое негативное определение (характеристика) человека была, «это – интриган». Причём, его оценки были справедливы и точны. Однажды, когда он сказал мне своё мнение по поводу одного лица, я не поверил, но позже, столкнувшись с ним, я убедился, что бр. Иосиф был прав. Во время следующего приезда, я сообщим ему об этом, «Ну вот видишь, я же говорил», сказал спокойно брат Иосиф. Он не любил несправедливость, заступался за обиженных клириков даже перед самой высокой церковной властью, просил о пересмотре их дела, поэтому, к нему часто обращались за помощью, поддержкой, советом. Так же Иосиф всегда отстаивал и защищал Леснинский монастырь, у которого были также и свои недруги, которые хотели, чтобы всё делалось по-ихнему. Не любил, когда люди, особенно на приходах, ссорились, ругал за это батюшек и неустанно им повторял о любви, сострадании и милосердии. Сам, пользуясь близостью к Митрополиту, не боялся заступаться за обиженных и гонимых. У него был свой, уникальный статус. С одной стороны, он был никто (простой человек), а с другой стороны, к его мнению прислушивались, хотя и не все его позицию разделяли.

Иосиф умел говорить правду в глаза, и если надо было кого-нибудь обличить, то он это делал, не взирая на лица, а если допускал излишнюю резкость, то каялся и просил прощение даже на коленях.

Илл. 100. 22/11/2001. Начало похищения. Митрополит Виталий и Епископ Михаил

В частности, когда Митрополит Виталий хотел поставить одного клирика из Франции во епископом, то брат Иосиф, зная, что из этого ничего хорошего не получится, всячески пытался его отговорить, встав для этого на колени. К сожалению, Первоиерарх не внял его словам и рукоположил епископа, который потом его и предал. В своей статье «Свидетельство брата Иосифа Муньоса» от 7/11/2001 г., опубликованной в интернет-издании «Церковный Листок», я привожу такие свидетельства об этом эпизоде: «Теперь, после всех событий, связанных с надругательством еп. Михаила над старцем-Митрополитом Виталием, и, тем более, после указа Митрополита этому епископу, было бы уместным сообщить публичный рассказ от 4 ноября 2001 г. Натальи Семеновой (прихожанки храма Всех Святых Земли Российской просиявших в Париже, близко знавшей приснопамятного брата Иосифа) о том, что бр. Иосиф Муньоз, хранитель Мироточивой иконы Иверской был категорически против хиротонии во епископа о. Симеона Донскова, называя его страшным человеком, который будет разрушителем Зарубежной Церкви. При этом, он первый раз в жизни, даже стал кричать на Митрополита Виталия, пытаясь отвратить его от этого рокового шага.

Также и автору этих строк в 1997 году, в Леснинском монастыре, незадолго до своей мученической кончины, братом Иосифом были высказаны в адрес Еп. Михаила негативные характеристики (его властолюбие, карьеризм и лукавство), что и подтвердилось теперь, к сожалению, в полной мере». В книге «Монреальская Мироточивая Икона и брат Иосиф» имелись и другие свидетельства прозорливости Хранителя Мироточивой Иконы.

Илл. 101. Прот. Константин Фёдоров с Иконой в храме монастыря

Здесь в Леснинской обители Иосиф нашёл себе второй дом, вторую семью. Здесь он мог в спокойной, дружелюбной обстановке помолиться, поисповедоваться у духовника обители, прот Константина Фёдорова и причаститься св. Таин. К сестрам монастыря он относился как к своим родным сестрам.

Он и к нашей семье был, наверное, расположен ещё и потому, что мы старались, как могли помогать монастырю. «Вы монастырь не оставляйте» – говорил он мне, в период разных монастырских нестроений (в частности, когда один священник превысил на Пасху свои полномочия, и на этой почве получился большой скандал, дошедший даже и до Митрополита).

И когда кто-то возражал против того, что он опять собирается ехать в монастырь с Иконой, то Иосиф отвечал, что: «Монастырь – это дом Пресвятой Богородицы и Богородица хочет туда ехать». И когда Икона в 1984 году впервые приехала в монастырь, то мира было такое огромное количество, что когда Её несли в церковь, из кельи Иосифа по лестнице, то оставались пятна, которые не смывались в течение долгого времени.

Я и моя семья часто посещали Леснинский монастырь, тем более что там у меня было послушание: следить за книжным магазином, и так совпадало, что в течение ряда лет я почти всегда встречал и провожал Икону.

Илл. 102-103. Два приезда бр. Иосифа в монастырь: 1994 г. вместе с Е. С. Голицыной и в 1995 г.

Никогда точно не было известно, когда Иосиф приезжает (известен был только период), и если вдруг ни с того ни с сего раздается колокол, то это значит Икона приехала. Если поздно, несут детей в пижамах, уже сонных, но счастливых. Иосиф счастливый, несмотря на тяжелое путешествие, довольный, он попал в дом Пресвятой Богородицы, где все его любят и ждут как самого дорогого гостя.

Вообще непередаваемо трогательно был приезд Иконы в монастырь. Во-первых, никто никогда не знал, когда Она приедет. И было известно только, что вот-вот на днях и, поэтому, когда в неурочное время, вдруг звенел колокол, то все знали – приехал брат Иосиф с Иконой. И все бегут в церковь. Незабываемая минута: люди плачут, сестры поют «Достойно есть», все прикладываются к Иконе, от которой не только исходит чудесный аромат, но и ощутительная благодать. Всеобщему ликованию не было предела. Люди плакали от умиления, молились, падали перед Иконой на колени (даже католики), собирался импровизированный хор и сестры пели богородичные песнопения. И тут же Иосиф счастливый и довольный тем, что, наконец, приехал в свой дом, где его любят и всегда ждут. Причём, несмотря на то, что время было уже позднее (как это было в Её последний приезд) детей приносили уже заспанных, закутанных в одеяла, в пижамах, и как же они чувствовали благодать, исходящую от Иконы, как они её любили, не то, что мы, взрослые с огрубевшими от грехов сердцами. Я наблюдал за своей Катей, как она любила Икону и Иосифа и как сокрушалась, когда узнала, что Иосифа больше нет, а Икона пропала. Затем наступало некоторое для всех затишье и, начиная с утра, появляются первые паломники, неизвестно откуда узнавшие, что Икона приехала, особенно католики. Потом больше и больше, но, конечно, далеко-далеко не 60 тысяч, как это было в Болгарии в 1995 году, но тем не менее…

Илл. 104. Болгария. Мироточивая Икона и Епископ Фотий

Какой был радостный и восторженный Иосиф, когда он вернулся из Болгарии. «Настоящий православный народ, настоящий православный Архиерей» (имея в виду Владыку Фотия) – восклицал он.

Илл. 105. Пасха 1994 г. Бр. Иосиф слева с Иконой, справа В. Кириллов

Но всё-таки, даже там, в тихой нормандской глухой деревушке, не было ему покоя. Откуда-то узнают, что Икона приехала, и начинают звонить, приезжать. Постоянно: «где Иосиф? где Иосиф?». Одним нужно дать, другим помочь, поговорить, все свои печали, скорби на него. А у него свои скорби и болезни – придет бывало в магазин и начинает освобождать себя от накопленного (и о себе, и о проблемах других, и о взаимоотношениях с другими, с иерархами, и о боли о Церкви, которую в то время, во второй половине 90-х годов, стали усердно сбивать со своего пути), поговорит, и становится легче.

У нас почти никаких противоречий не было и разговаривать с ним было приятно, тем более, что я со своими болячками не лез, старался сам справиться. Иосиф что думал, то и говорил, не лицемерил, был другом искренним.

И как ему было трудно в последний период, как он страдал, был на пределе, появлялись мысли всё бросить, так его допекали. Просил молиться о нем. Он, правда, знал что по предсказанию прозорливого игумена Климента, на него и Икону готовится нападение (в этом (1997) или в следующем (1998) году). В последний раз на Пасху он одним девушкам из семьи Флягиных говорил, что Икона на следующую Пасху мироточить в монастыре уже не будет.

Илл. 106. Пасха 1997 г. Бр. Иосиф с Иконой в центре, слева В. Кириллов, справа сестры Флягины

На Пасху 1997 г. произошел странный случай, потрясший Иосифа. Дело было во время Пасхального крестного хода. Идя вместе с этими девушками, они увидели в небе над Иконой три «летающие тарелки» (это, конечно, были духи злобы поднебесной), которые, излучая холодный, но красивый блеск, нависли над Иконой. Их объял необъяснимый ужас. Иосиф перекрестился и девушки тоже, и «тарелки» исчезли.

Причём, на следующий день (второй по Пасхе) Иосиф с содроганием вспоминал об этом случае в алтаре после очередного крестного хода. Как объяснить это, мы тогда не знали. Таким образом, знамения какие-то были, но Иосиф продолжал надеяться на будущее, планировал вернуться в монастырь на Рождество, закончить иконостас в малой церкви. Впрочем, в предприятие устройства специального дома для Иконы он почему-то не верил (в его реальность и необходимость), хотя и не мешал, если кто хотел пожертвовать на это дело.